Доверься, он твой
Шрифт:
– Ты брал карту. Зачем?
– А что, нельзя? – запальчиво оборонялся Федор. – Брал, теперь возвращаю.
– Что ты с ней делал?
– Смотрел.
– А дома не мог?
Федор понял, что обмануть не получится.
– Сосед просил взглянуть.
– Зацепин?
– Ну да. Он давно просил показать.
– Но еще давнее дядя Миша не хотел ему показывать. Неужели забыл? Ты помнишь, он говорил, что от этой карты может быть и польза, и вред. Зависит, в какие руки попадет. А если он не хотел показывать соседу, то...
– Да ерунда, Катерина...
– Почему ты у меня
Этого Федор не мог стерпеть.
– А почему я должен у тебя спрашивать? – Он сощурился, его узкие глаза стали еще уже. – Кто сказал, что ты одна можешь ею распоряжаться?
– Ладно. – Она махнула рукой. – Клади на место. Но никогда больше не выноси ее из дома. А если кто-то хочет заполучить ее, скажи мне.
Федор подошел к ней, тронул за руку. Он не хотел с ней ссориться. Он знал, в обмен на что он это сделал. Но о деньгах ей не скажет.
15
Катерина стояла на балконе, ветки клена доросли до восьмого этажа, они гнулись под порывами ветра. Тревога снова охватила ее с прежней силой. Неужели из-за стычки с Федором? Он показал карту Зацепину, она разозлилась. Но правильно ли превращать карту в фетиш? Да, это память о дяде Мише. Да, он не хотел, чтобы сосед разглядывал ее. Но это произошло, и надо выкинуть из головы.
Но в чем-то еще, кроме ссоры с Федором, причина вернувшейся тревоги. «Да, признайся, не увиливай». Ольга Петровна произнесла то же самое слово, от которого она уже вздрагивает. Любимое слово Вадима, усмехнулась она.
«Доверься».
Хорошо ей говорить. У нее такой удачный брак, ее муж, авиадиспетчер, души в ней не чает. Так говорила бабушка, а сама Ольга Петровна только кивала.
«Доверься Вадиму!» – сказала она.
А если не может? Если ей страшно? Она не одна такая, многие, побывав замужем, боятся повторить.
Катерина ехала к матери, в ее купе оказалась пышнотелая блондинка. Она возвращалась с курорта. За чаем болтали. Попутчица охотно рассказывала о себе.
– Снова замуж? Никогда! Мужчинам что надо? Сесть верхом на нежную женскую шейку и свесить ножки. А когда живешь сама-а... – Глаза ее, голубые и огромные, именно такие, в которые мужчина, посидев на нежной шейке, готов спрыгнуть и на время утонуть, сощурились. – Ни за что, – с расстановкой произнесла она.
Охотно рассказала свою историю – послешкольный брак, рождение сына. Когда вышла из декрета, родственники устроили на крошечную должность, но куда! В Кремль. Даже не полы подметать, а веник подавать тому, кому дозволено мести в покоях. Сообразительность, жар тела, блеск глаз двигали дальше, по невидимым глазу ступенькам. Однажды с высоты своего положения увидела собственного мужа и удивилась: а кто этот безвольный малый с мутными глазами пивного цвета?
– Знаешь, сколько тысяч раз видала его глаза над собой, – она подмигнула, – а рассмотрела один. Мама родная! Да он весь накачан пивом! Он мне такой нужен?
Ей дали большую однокомнатную квартиру на Ордынке. Недалеко от тех мест, где жила в детстве Катерина.
– Моя начальница говорит, что сейчас женщине ни на что не нужен брак. Посуди сама – сейчас я делаю что хочу,
– Я сделала ремо-онт. – Она закрыла глаза, а красные губы разлетелись в улыбке. – Я купила таку-ую мебель... Ты бы видела, кака-ая кухня! Есть все – даже настольная посудомоечная машина. Зачем мне большая?
Катерина кивала.
Внезапно попутчица открыла глаза. Они потемнели. А голос стал низким.
– И чтобы кто-то влез грязными лапами в мою норку? Да никогда! – Она засмеялась.
Катерина смотрела на нее: такие женщины нравятся особенной породе мужчин – круглотелым, у которых в глазах никакого беспокойства, только сытость. Такие всегда с животом, который не мешает им жить. Подтянутая стройность? Да пускай ею тешатся в Европе, всякие немцы, англичане. Живот украшает мужчину, в котором достаточно азиатского Востока.
Но Вадиму нравятся другие женщины. Опять о нем? Похоже, она это делает непрерывно. Перетряхивая планшет дяди Миши, проверяя, так ли свернул карту Федор, она нашла старые фотографии. Вадим на самом деле похож на дядю Мишу в молодости.
Он уехал на несколько дней в Калининград. Готовится к новой экспедиции. Уезжая, предложил ей пользоваться его «дефендером».
– Хочешь порулить? – однажды спросил он, когда они ехали из-за города.
Любимая вещь человека может рассказать о нем что-то новое. Усевшись на упругое водительское сиденье, Катерина почувствовала непривычную уверенность, которую не ощущала даже за рулем собственного «матиза». Еще бы – из «козявки» ей видно разве что подбрюшье грузовиков. А здесь – такой обзор. Понятно – чем пользуешься, так себя и чувствуешь.
– Ну как? – насмешливо спросил он. – Можешь не говорить, по лицу видно – влюбилась. – Он нарочито шумно вздохнул. – В мою любимую вещь влюбилась. Это что-то значит...
Катерина засмеялась, покраснела. Она готова была поправить его – влюбилась, да не только в вещь. Но не сказала. Разве он сам не чувствует?
– Ты можешь брать машину, когда меня нет. Она скучает, застаивается. Я сделаю тебе доверенность.
Катерина хотела сказать, что они будут скучать вместе. Но может быть, взять и прокатиться на его машине на дачу? Сосед Зацепин явится обнюхать...
Вспомнив о соседе, она поморщилась. В последнее время Федор часто упоминает о нем. Что у них за дела?
Виктор Николаевич работал в одном геотресте с дядей Мишей, потому и стал их соседом. Катерина не сказала бы точно, но с давних пор что-то настораживало в нем. Она не вдумывалась, что именно. Тогда она еще не отвечала за всю семью – были живы бабушка, дядя Миша...
Катерина почувствовала, как тревожно повернулось сердце, а в памяти возник запах слегка подгорелого мяса. Втянула воздух. Нет, это не аромат шашлыка, запах сигарет.