Доверься, он твой
Шрифт:
Позднее доктор Верхотин, с которым она была так же откровенна, как прихожанин со своим духовником, объяснил, что на той стадии болезни, которая у нее была, непременно возникнет враг, на него больной направляет гнев. А на самом деле это гнев против болезни.
Не далее как вчера Ксения Демьяновна сама позвонила Ольге Петровне, поблагодарила ее за доктора Верхотина, за Дом на Каме. Искренне.
18
Катерина, вернувшись от матери, чувствовала себя странно. Мать рассматривала ее как никогда пристально. Прежде она вообще мало ею интересовалась, а на этот
Набрела, усмехнулась Катерина. Неизвестно, сколько времени билась бы над препаратом, если бы не тот необыкновенный рассвет. Для нее необыкновенный, для других – обычный. Никаких природных явлений официально отмечено не было.
Катерина раскрыла глаза, поморгала, не понимая, снится ей фиолетовое утро или видит его наяву. Она старалась удержать в памяти призрачную картину. Цветочное поле из астр простиралось так далеко, насколько хватало глаз. Катерина шла к нему, но... под ногами внезапно захрустел снег. Цветы на проталинах? Значит, они не астры. Подснежники? Фиолетовые подснежники, уверяла себя она, все быстрее переставляя ноги и слушая хруст льда, затянувшего лужицы.
Она не дошла до них, но открыла глаза. Хруст остался...
Ну конечно, это дворники, шесть часов утра.
Катерина лежала, открыв глаза. Что это были за цветы? Астры весенние, хмыкнула она. Такое может только присниться. Но почему-то приснилось.
Она повернулась на бок, уткнулась носом в подушку, словно опасалась, что мысль ускользнет. «Выдохнется через нос?» – насмешливо спросила себя. Натянула одеяло на голову. А это для того, чтобы не уползла через уши?
Катерина давно не играла с собой, так давно, что почувствовала неловкость. Но это не просто игра, убеждала она себя, это желание отгадать что-то важное, что не дастся на полном серьезе.
В жаркой духоте с ароматом лимона – так пахнет порошок, которым она стирала белье, – Катерина пыталась истолковать сон, который всегда – она в это верила – послание. В нем есть ответ на что-то, о чем неотрывно думала в последнее время.
А она думала только об одном: из чего должна состоять растительная основа для препарата. Она думала об этом за компьютером, читая материалы конференций по своей теме, переливая из пробирок в пробирки лабораторные препараты.
Давно, когда Катерина собиралась работать в парфюмерии, она отмечала все, что может увести ее от чистой синтетики, от химии. Занявшись лекарствами, не сомневалась: ее препарат будет растительным. Не все знают, но она-то не сомневается, что цифра верна: каждый год в мире умирает миллион человек от синтетических лекарств.
В природе есть то, что полезно страдающим болезнью Альцгеймера, думала Катерина. Иначе не лечили бы травами люди друг друга многие тысячи лет.
Катерине стало жарко под теплым одеялом, она отбросила его. Легла на спину, положила ногу на ногу, закинула руки за голову. Она спала в белой пижаме, по штанишкам разбросаны редкие васильки. Цветы. Ну конечно, надо искать цветы. Сон – указание.
Катерина вскочила с кровати, отдернула оранжевую тяжелую занавеску.
– Я всегда чувствую, когда весны становится больше... – сказала вчера Ольга Петровна, когда они болтали с ней по телефону. Она спрашивала про мать, хорошо ли ей. – На Ксению, я думаю, тоже действует весна. Она позвонила, благодарила за доктора Верхотина и Дом
Ольга Петровна. Вот кто ей нужен. Прямо сейчас. «Младшая» подруга бабушки, ботаник. Как же она раньше не додумалась?
Катерина быстро пошла к телефону. Часы над столом предупреждали – неприлично рано.
Значит, надо подождать.
Катерина долго стояла под душем, мучительно вспоминая все известные ей весенние цветы. О свойствах многих она знала, но в них нет ничего, что годилось бы для ее препарата.
Она намеренно долго вытиралась оранжевым полотенцем, потом готовила завтрак, тянула время, ковыряла вилкой яркий желток яйца, который поджарила с беконом. Этот запах всегда успокаивал ее, хотя мать говорила, что такая еда вредна для сосудов. Долго и старательно терла тарелку пенистой губкой. Потом трижды ополаскивала ее.
Однажды она пробовала жить в медленном ритме, когда почувствовала, что окончательно загнала себя. Решила отказаться от суеты и беготни. На листе бумаги расписала: стирать белье – в четверг вечером, пылесосить квартиру – вечером в понедельник.
Катерина запрещала себе то и дело смотреть на часы по воскресеньям, а пыталась прислушиваться к своему организму, устремляясь навстречу его желаниям.
Но она не справилась. Честно призналась самой себе, откровенно и быстро. Правильно говорят, самое трудное – это соединить желания и возможности.
От тягучей неспешности она уставала еще больше. Мысли о том, что надо сделать, убегали вперед, накапливались, толпились, возникало чувство вины, которое не могло радовать. Поэтому она снова побежала вперед.
Да почему она должна ждать десяти утра? Кто сказал? Наверняка Ольга Петровна выходит из дома в половине девятого, чтобы с запада Москвы добраться до работы.
В двадцать пять минут девятого Катерина набрала ее номер.
– Ольга Петровна, – протараторила она, поздоровавшись, – я приеду к вам в десять?
– Приезжай, буду рада, – коротко ответила она, ничуть не удивившись.
«Итак, сосредоточься, – приказала она себе, собирая портфель. – Что ты ищешь в растениях? Галантамин. Белый мелкокристаллический порошок, горький на вкус. Он труднорастворим в воде, практически нерастворим в спирте. Но способен сделать то, что нужно больным, – повысить чувствительность организма к ацетилхолину».
Катерина ехала в Ботанический сад через всю Москву, с юго-запада на северо-восток. Она приготовилась к пробкам, и они не разочаровали ее. Но ее зеленый «матиз» так ловко нырял в любой просвет, что крупные джипы терялись от наглости и притормаживали. Они вели себя, как крупные псы на собачьей площадке. Когда под брюхо мастиффа подныривал какой-нибудь японский хин, он долго смотрел ему вслед, не понимая, что это.
В Ботаническом саду она бывала бессчетное число раз. В детстве он казался ей необитаемым лесом, в юности – местом для волнующих прогулок. Но теперь он нужен для самого важного дела. Можно сказать, для дела всей жизни. Она улыбнулась: надо же, сколько пафоса! Но разве это не правда?
Катерина поставила машину перед главным входом и пошла по аллее. Здесь пахло весной так сильно, что закололо ноздри и слегка закружилась голова.
– Профессор Платонова на месте, – сообщил охранник с добродушным лицом. Наверное, оно такое мягкое потому, что перед ним проходит слишком много женщин, подумала Катерина.