Довлатов
Шрифт:
Все собравшиеся писатели должны были что-то прочесть. Довлатов тогда впервые читал свои «Записные книжки» — то, что он потом назвал «Соло на ундервуде» — коротенькие истории о друзьях и о прошлой жизни. Он казался очень сердитым и напряженным, выступал перед аудиторией в первый раз. К тому же Сережа, ощущавший себя писателем, формально таковым не был: к тому времени он еще не напечатал ни одной книги. А вокруг были известные люди. Тогда Сережа еще не очень понимал ситуацию вокруг русской эмиграции в Америке. Он не знал, как его встретят. Он волновался. Поэтому, может быть, Довлатов читал свои рассказы несколько агрессивно. Но всем очень понравилось, его выступление вызвало восторг.
Женя Рейн оказался в Москве. Поселился в чьей-то отдельной квартире. Пригласил
— У меня есть бутылка водки и 400 гр. сервелата.
Женщина обещала зайти. Спросила адрес. Рейн продиктовал и добавил:
— Я тебя увижу из окна.
Стал взволнованно ждать. Молодая женщина направилась к нему. Повстречала Сергея Вольфа. «Пойдем, — говорит ему, — со мной. У Рейна есть бутылка водки и 400 гр. сервелата». Пошли.
Рейн увидел их в окно. Страшно рассердился. Бросился к столу. Выпил бутылку спиртного. Съел 400 гр. твердокопченой колбасы. Это он успел сделать, пока гости ехали в лифте.
Нина Аловерт:
В тот вечер я впервые его сфотографировала. Приехав в Америку, я решила, что раз я держу фотоаппарат в руках, нужно оставить достоверное свидетельство о таком удивительном явлении, как русское зарубежье. Когда-нибудь насильственно разъятая на части русская культура будет рассматриваться как единое целое. Тогда мне и в голову не могло прийти, что это случится так скоро, и мои снимки понадобятся в России еще при моей жизни. Кстати сказать, Довлатов очень не любил фотографироваться. Тогда он сердито на меня посмотрел и спросил нашу общую подругу: «А это еще кто?» Она ему ответила: «Не обращай внимания. Это такая жалкая, несчастная женщина. Пусть себе снимает».
Александр Генис:
Как только Довлатов появился в Америке, он пошел в редакцию «Нового русского слова», где к тому времени уже работала его жена Лена. Там мы и познакомились. Мы невероятно быстро нашли общий язык, может быть, потому, что уже немножко знали друг друга по публикациям. В тот же день мы пошли гулять по Нью-Йорку, крепко выпили, и почему-то сразу же перешли на «ты», хотя для Сережи, как и для меня, перейти на «ты» было не так просто. Он дружил с людьми десятилетиями, называя их на «вы». Эта встреча стала для меня очень радостным событием, потому что после нее началось самое интересное в моей жизни в эмиграции — дружба с Довлатовым. Общение с ним всегда было праздником, особенно для тех, кто ценил и любил слово. С ним было очень приятно делиться словами.
Елена Довлатова:
Конечно, здесь во многом было проще. Сережа, например, всегда очень хотел быть хорошо одетым, а в Союзе было очень трудно купить приличную одежду, в особенности таких больших размеров, которые подходили Сереже. В этом смысле здесь сбылась его маленькая мечта. Он приобрел два кожаных пиджака, купил джинсы и несколько хороших рубашек. Когда его спрашивали, чего бы он еще хотел купить, он говорил, что у него уже всё есть. И шутя добавлял, что, если будут свободные деньги, можно будет основать какой-нибудь фонд нуждающихся матерей.
Советское государство — не лучшее место на земле. И много там было ужасного. Однако было и такое, чего мы вовек не забудем.
Режьте меня, четвертуйте, но спички были лучше здешних. Это мелочь, для начала.
Продолжим. Милиция в Ленинграде действовала оперативней.
Я не говорю про диссидентов. Про зловещие акции КГБ. Я говорю о рядовых нормальных милиционерах. И о рядовых нормальных хулиганах…
Если крикнуть на московской улице «Помогите!» — толпа сбежится. А тут — проходят мимо.
Там в автобусе места старикам уступали. А здесь — никогда. Ни при каких обстоятельствах. И надо сказать, мы к этому быстро привыкли.
В общем, много было хорошего. Помогали друг
Не мне ругать Америку. Я и уцелел-то лишь благодаря эмиграции. И все больше люблю эту страну. Что не мешает, я думаю, любить покинутую родину…
Владимир Соловьев:
Сережа был тесно связан со своей родней, а с матерью, Норой Сергеевной, у них была тесная связь, пуповина не перерезана, с чем мне, признаться, никогда прежде не приходилось сталкиваться — слишком велик был разрыв между отцами и детьми в нашем поколении. Он вообще был человеком семейственным, несмотря на загулы, и не только любил свою жену («Столько лет прожили, а она меня до сих пор сексуально волнует», — говорил при ней полушутя-полусерьезно), но и гордился ее красотой, хотя само слово «красивый» было не из его лексикона — по-моему, он не очень даже понимал, что это такое: красивая женщина или красивый пейзаж. Одна из лучших его книг «Наши» — о родственниках: по его словам, косвенный автопортрет — через родных и близких. Его чувство семейной спайки и ответственности еще усилилось, когда родился Коля (дочь Катя была уже взрослой).
( Соловьев В., Клепикова Е.Довлатов вверх ногами: Трагедия веселого человека. М., 2001. С. 42)
Милая Тамара!
Сегодня я отправил посылку, в которой есть золотая цепочка для Саши к дню рождения и ее знак зодиака, тоже золотой. Насколько я понимаю, Саша родилась под созвездием Девы, значит, будет сентиментальной, остроумной, вспыльчивой и не очень практичной. Я очень беспокоюсь, дойдут ли эти вещицы, на почте сказали — дойдут, но уверенности полной быть не может. И не то, чтобы это были очень дорогие штуки, просто это единственное, что у Саши будет на память обо мне. В той же посылке платье тебе, лыжный костюм для Саши, плащ — дешевый, но очень «заграничный», кеды и всякая чепуха.
Елена Довлатова:
Он был очень хорошим отцом. Особенно ярко это стало проявляться, когда в Нью-Йорке у нас родился Коля. Сережа проводил с ним очень много времени — насколько позволяла работа. В пятничном номере газета «Нью-Йорк таймс» размещала раздел, посвященный детскому досугу. Каждую неделю Сережа этот раздел просматривал и придумывал, куда можно повести Колю. Все выходные обязательно отдавались сыну, и мы куда-нибудь вместе ходили. Однажды видели соревнования матрасов в Манхэттене — это было замечательное зрелище. Устраивались также чудесные детские спектакли, причем дети часто оказывались не только зрителями, но и участниками представления. Колю почему-то часто выбирали, и он совершенно спокойно выходил на сцену, нисколько не смущаясь.
Перед вами — история моего семейства. Надеюсь, она достаточно заурядна. Мне осталось добавить лишь несколько слов. 23 декабря 1981 года в Нью-Йорке родился мой сынок. Он американец, гражданин Соединенных Штатов. Зовут его — представьте себе — мистер Николас Доули.
Это то, к чему пришла моя семья и наша родина.
У меня растет сын Коля (его формальное имя — Николас Доули), он толстый и симпатичный, все время пристает к Глаше, она рычит.
Мать несколько оживилась в связи с рождением внука. Донат жизнелюбив, но при этом идейный враг Америки. Недавно ездил в Европу, говорит — там лучше. Я же до смерти из Нью-Йорка добровольно не уеду, я этот город полюбил со всеми его кошмарами.