Довод Королей (Хроники Арции - 4)
Шрифт:
– Все-таки мы добрались, сигнора, хотя такой метели и в аду не бывает. Если б не эти гварские штучки, точно бы застряли, а так успели. Год еще не кончился.
– А Сандер?
– Тут он, куда денется, - засмеялся Рито, сбрасывая подбитый мехом заснеженный плащ на руки подбежавшему слуге, - побежал всех устраивать. Вы же его знаете, это я - вертопрах.
– Ты себе льстишь, - улыбнулась Миранда.
– Льстю, - не стал спорить байланте, - как Даро?
– Даро вас удивит.
– Чем же?– Темные брови сошлись на переносице, означая глубокую задумчивость.– Сигнора, не хотите ли вы сказать, что мне опять предстоит стать дядей? Вот бездельники! И еще кто-то говорит о моем легкомыслии!
– Сандер, - Рафаэль жизнерадостно обернулся к появившемуся в двери Александру, - сигнора говорит, у тебя опять кто-то родится.
– Ничего я не говорю, - засмеялась Миранда, - хотя, дети мои, вы были, мягко говоря, неосторожны.
– А, что сделано, то сделано, - мириец стукнул друга по плечу, - выйдя в море, поздно искать сходни. Где наша киска?
– Одевается к празднику. Я ее чуть ли не силком вытолкала. Когда мы решили, что вы не приедете, она вовсе загрустила.
– Как это мы не приедем?!– возмутился Рафаэль.– Ведь сказали же, что будем к Новому году. Я сейчас ее приведу. Нечего перед зеркалом вертеться, и так красивая.
Удерживать мирийца было примерно то же, что застоявшегося жеребца. Рито вихрем взлетел по крутой лестнице и исчез за дверью. Миранда с улыбкой посмотрела на Александра.
– И как ты его терпишь?
– Я его люблю, а он такой, какой он есть. Что Сезар?
– Жив и здоров, хотя в Оргонде творится что-то не то. Но об этом потом. Не сегодня и не завтра...
Так в замок вошел праздник. В эту ночь были счастливы все его обитатели - от лошадей на конюшне до герцогини и ее подопечной. Даро с сияющими глазами, еще более красивая, чем всегда, хоть это и казалось невозможным, нежно улыбалась своему герцогу, вполуха слушая шутки братца. Все было чудесно, и никто и подумать не мог о том, что в полувесе от Мальвани в эти же мгновенья свора грязно-белых собак, рыча, отступала перед двумя всадниками. Один, в белом плаще, с трудом сдерживал золотистого черноногого иноходца невиданной красы, другой, несмотря на мороз, одетый лишь в темное суконное платье, сидел на вороном белогривом коне. Именно он вызывал у псов ярость и непреодолимый ужас. Поджав хвосты и осев на задних ногах, они не бросались наутек лишь из страха повернуться к врагу спиной. Впрочем, бегство ничего не меняло, свора это понимала и не трогалась с места.
Ждать пришлось недолго. Вороной с брезгливым фырканьем прыгнул вперед, и, казалось, намертво сплетенные ветви расступились, пропуская его. Первым под копытами погиб вожак, другие пережили его ненадолго...
2887 год от В.И.
1-й день месяца Агнца.
Арция, Фей-Вэйя.
Ее Иносенсию стала раздражать Цецилия. Бестолковая пустая, уродливая старуха! Пусть преданная и старательная но недалекая и не очень умная, она мало годилась для ответственных поручений, особенно за пределами Фей-Вэйи, а Анастазии нужны были глаза и уши и в Мунте, и в Лиарэ, и в Авире. Бекко и ему подобные делали, что могли, но прознатчики не могли заменить сестер. И при этом Предстоятельница понимала, что иметь дело с мужчинами много безопаснее им можно больше доверять и их легче убирать. Бекко предан душой и телом, равно как и Огаст, и Иероним, а Аугуст, приведенный сгинувшим без следа Гуго, за деньги мог совершить все, что в человеческих силах и даже за их пределами. Но нельзя допустить, чтобы Предстоятельница ордена лучше знала про дела мирские, чем про то, что творится в собственном доме. За Данутой и Шарлоттой нужен глаз да глаз, да и вообще есть немало вещей, поручить которые можно лишь женщине.
Анастазия задумчиво погладила светлую скатерть, расшитую фигурками оленей. Новый год не из тех праздников, которые приветствует Церковь, но он был, есть и будет любимым праздником
Женщина подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Со дня смерти Шарля Тагэре она не постарела ни на день, недаром Бекко готов для нее на все. Возможно, если он разузнает, что затеял Орест, она и позволит ему что-нибудь. Если захочет. Но сейчас нужно решать с помощницей. Она не собирается, подобно Агриппине, воспитывать свою убийцу. Ей не нужна воспитанница, наперсница, преемница. Ей нужна гончая, которая никогда не станет охотиться за хозяйкой.
Два предыдущих опыта оказались неутешительными. Обе девушки обнаружили излишнее сродство к магии и теперь находятся там же, где и Генриетта. Но вот Мария... У нее нет никакой склонности к волшбе, но она хороша собой, честолюбива и к тому же статная блондинка, что лишь оттенит хрупкую и опасную красоту самой Анастазии.
Предстоятельница ордена обратила внимание на послушницу совершенно случайно, и та показалась вполне пригодной. Ее Иносенсия через своих прознатчиков узнала, что Мария - единственная дочь вдовы из Гран-Гийо, чей супруг, служивший Лумэнам и сложивший голову на Бетокском поле оставил семью почти без средств. Мать, похоже, смирилась со своей судьбой, но дочь обладала совсем иным норовом. Несмотря на роскошные светлые волосы, царственную фигуру и огромные серо-голубые глаза, Мария могла рассчитывать разве что на третьего сына какого-нибудь заштатного барона. Конечно, та же Элеонора Гризье добилась нынешнего положения лишь с помощью красоты, но Мария сильный пол откровенно презирала, а ждать у моря погоды почитала глупостью. Она решила сама сделать свою судьбу и вопреки робким материнским возражениям пришла в обитель.
Красивой бесприданнице не было дела до Творца и равноапостольной, она хотела добиться успеха в земной жизни, и Анастазию это более чем устраивало. Честолюбивая девчонка, бросившая мать и готовая на все, была именно тем, что искала Предстоятельница.
Ее Иносенсия пригласила к себе послушницу и в ожидании отвернулась к окну, за которым шумно возились воробьи. Нет. Она ни о чем не жалеет. Ей повезло, она успела понять, в чем истинный смысл жизни. Подумать только, она могла доживать свой век женой изгнанника где-то в Отлученных землях. Ее первенец был бы на восемь лет старше девушки, которую она ждет, а сама бы она превратилась в сморщенную седую старуху, привязанную к мужчине, настолько глупому, чтобы добровольно расстаться с короной. И, самое ужасное, она бы даже не осознавала своего убожества, как не осознают его тысячи женщин...
Стук в дверь возвестил о приходе Марии. Для женщины достаточно высокая, с правильными и четкими чертами лица, она была бы неотразима в парче и бархате, но белое бесформенное платье и скрывающее роскошные волосы покрывало не украшали, но это, похоже, девушку не смущало.
– Ее Иносенсия хотела меня видеть.
– Да, дитя мое, проходи и садись. Ты пробыла в обители год и должна вернуться в отчий дом, чтобы решить, готова ли ты произнести обет [По Уставу ордена, прежде чем принять постриг, женщина или девушка должна пройти трехлетнее послушание. По прошествии каждого года она возвращается на две кварты в отчий дом, чтобы увериться в своем выборе, а после завершения послушания проводит дома три месяца. Это правило может быть нарушено лишь по приказу Ее Иносенсии, но даже она не вправе сократить срок послушания.].