Доводы нежных чувств
Шрифт:
— Я никогда не был с Фани, — начал он. — Скажу больше: у нас из голубоглазых брюнетов можно целую роту собрать и с кем уж там она якшалась, сама наверняка уже не помнит. Ада, — он подошёл совсем близко. — У меня не было женщин с тех пор, как я встретил тебя тогда у Клариче. Мне были бы не нужны другие женщины, согласись ты разделить со мной судьбу. И будь ты моей женой, ни Адамсон, ни кто бы то ни было другой не позволил бы себе распускать руки. Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
Адалин не знала, что сказать, опешив от неожиданной откровенности генерала. Она надеялась, что его порывы улеглись, но вместе с его признанием ею вновь завладели мысли, которые девушка отгоняла от себя весь последний месяц.
— Я не
— Удобная отговорка, — Виктор не решался прикоснуться к девушке. Ему стоило большого труда сохранять дистанцию. — Заметь, ты ни разу не сказала, что не любишь меня. Было бы проще, заяви ты мне это прямо в лицо, — он жадно ловил её ускользающий взгляд. В конце концов Адалин не выдержала и молча отвернулась. — Так я и думал, — процедил мужчина. — А если я скажу, что позволю тебе работать в больнице и не стану чинить препятствий?
— Тогда я отвечу, что общество, в котором вы вынуждены пребывать, не потерпит подобного. На вас непременно станут давить и вы либо поддадитесь им и обречёте меня на бесцельное существование всю оставшуюся жизнь, либо сами вступите в сопротивление с ними и принесёте в жертву своё положение и репутацию, — Адалин перевела дух. — Я не хочу больше это обсуждать, генерал. Через два дня мы уедем и, полагаю, лучше нам с вами больше не видеться, чтобы не мучить друг друга.
— Раз ты всё решила, то нам больше не о чем говорить, — голос мужчины прозвучал потеряно. Адалин встревоженно посмотрела на него. Тень скорби легла на его красивое лицо, мрачный взгляд выражал непривычное смирение. Виктор редко сдавался перед трудностями, но теперь вновь убедился в том, что эта крепость, как бы он на неё ни напирал, не падёт перед ним. Он вернулся к столу и занялся своими делами, не удостаивая более вниманием свою гостью.
Адалин вышла на улицу. Костры горели, закат приближался, кое-кто из солдат лениво прикладывал руку к козырьку, когда девушка проходила мимо. Внезапно в горле защекотало и она тяжело закашлялась. В тот же миг из глаз брызнули слёзы, которые легко можно было списать на удушье от дыма. Девушка плакала, разбавляя всхлипывания звонким кашлем, и никто не обращал внимания на её состояние потому, что кашель со всех сторон становился нормой последних дней. Когда рядом не оказалось свидетелей, девушка обессилено рухнула на землю, прислонившись спиной к торцу деревянного дома. Она закрыла руками лицо и забылась от глухих рыданий, оплакивая любовь, которую сама же загубила. Сдержать слёзы не получалось. Они, будто бы, рвались из глубины измученной души, не спрашивая на то разрешения. Когда порыв иссяк, Адалин ещё с минуту сидела, уперев затылок в стену. Требовалось вернуть себе хладнокровие, чтобы продолжить дежурство в госпитале и не вызывать к себе лишних вопросов.
Глава 51
Долговязая и местами плешивая старая овчарка рысцой обегала кусты. Она обнюхивала их в поисках чего-то такого, о чём лишь она одна имела представление. Внезапно животное замерло и, поведя длинным носом, определило цель. Мгновение спустя, собака кинулась с неистовым лаем на солдата, который торопливо приближался к крыльцу медпункта. Жертва лишь успела издать приглушённый вопль перед тем, как повалилась на землю, ощущая теплые мокрые прикосновения шершавого языка на своём лице.
— Рози, — простонала Патриция, — я же просила больше так не делать. — Девушка смеялась, почёсывая перевозбуждённую
Патриция была слишком увлечена общением с подружкой, чтобы заметить, как из двери медпункта на шум вышел Хорес и принялся молча наблюдать за их общением.
— Далеко собралась? — язвительно кинул он, когда смотреть со стороны надоело.
Пати обернулась на голос и, щурясь от солнца, уставилась на доктора.
— Генерал вчера передал приказ. Мы завтра уезжаем, — спокойно проговорила она.
Хорес некоторое время молча буравил её взглядом, потом хрипло чертыхнулся и ушёл обратно в дом. Патриция не ждала такой реакции. Она полагала, что Габриэль вообще никак не отреагирует на её слова, а возможно, даже обрадуется. Пати оставила Рози и спешно взбежала по ступеням.
— Да что не так-то? — спросила она Габе, который стоял спиной к ней возле операционного стола. — Я думала, вы будете счастливы, что избавитесь наконец от нас.
Габриэль обернулся.
— Мне нечему радоваться, лейтенант, — проговорил он. — Впервые за всё время работы у меня появились толковые помощники, которые не сбежали в первую же неделю, и я ну никак не могу радоваться вашему отъезду. Не получается. — Он снова выругался.
Лицо девушки выразило смятение.
— Но у нас работа в госпитале. Нас доктор Хьюго ждёт, — пыталась оправдаться она, хотя в этом не было необходимости, ведь они как приехали, так и уезжали не по своей воле.
— Да ясно уж, — Габриэль упёр руки в пояс и тяжело вздохнул. — Ладно, ты сегодня идёшь в госпиталь, подруга твоя где?
— Она придёт попозже. Кевин плохо спал сегодня.
— Ясно. Всё. Бери, что надо и иди, — коротко приказал Хорес. Через минуту массивная фигура врача скрылась в проёме спуска в погреб.
Пати задумчиво почесала затылок под фуражкой. Она оглядела медпункт и поняла, что совсем не хочет уезжать отсюда. Она привыкла к этим стенам, к работе, которая требует ещё больше мужества, сноровки и скорости принятия решений. Она невольно всё это время сравнивала свои труды в госпитале со службой здесь и сравнение это шло не в пользу первого. Не хотелось признавать, но и к доктору она тоже привыкла. И он привык к ней и двое уже не ругались так сильно, как раньше. С каждым днём их совместная работа становилась всё более слаженной, а во время дежурства в медпункте ей всё чаще мерещилось нечто удивительное и необъяснимое, будто бы, человеку, молча склонившемуся над приборами или беседующему с пациентами, она могла бы довериться целиком и полностью. Ничего подобного раньше она не чувствовала и немного боялась своих мыслей.
Оказавшись в подвале, Хорес облокотился о полку с ящиками и стал ждать. Он прислушивался. Когда скрип входной двери сообщил ему о том, что Патриция ушла, Габе схватил пустую бутыль из-под настойки календулы и со злобным рычанием разбил её о каменную стену, после чего день продолжился своим чередом.
Спустя полчаса, пришла Адалин и принесла Кевина. Последнее время Хорес, сам того не ожидая, стал проявлять заботу о ребёнке. Он то норовил осмотреть его на предмет высыпаний на коже, то принимался болтать с ним, когда тот не спал. Малыш то и дело пытался ухватить огромный палец доктора своей крохотной пятернёй, чем забавлял и Хореса, и помощниц. Когда его присутствие не требовалось, доктор выносил на крыльцо Кевина и легко удерживая его одной рукой, старался не обращать внимания на то, что кое-кто пытается вырвать ему клок волос. Габе проникся сочувствием к мальчишке и уже не мог этого скрывать, особенно теперь, когда узнал, что скоро вся честная компания во главе с Кевином покинет его раз и навсегда.