Дождь в полынной пустоши. Книга 2
Шрифт:
В роде людском простых величин не бывает. Во всяком своя закавыка. Своя червоточина.
И какая в нем?
– присматривался унгриец определиться с ростовщиком. Его черед угадывать. Хвост, младший беспричинно не прицепят. Габор Гусмар, тоже младший, не сказать убогий. С этим как? Согласен добровольно таскать бремя вечно не первых или ищет лазейки и повода показать себя? Поддерживает под локоток или примеряется подставить подножку? Виона Ренфрю в подобном не заподозрить. Не из таких он. Идеальный человек на вторые роли. В семье, в компании, в общем деле. Слова лишнего не скажет, с инициативой
– Желаете сумму полностью? — делает не обязательное уточнение ростовщик, заглядывая в строки обязательства.
– Если возможно, - сомневается (а ведь сомневается!) податель векселя, усаживаясь на гостевой стул.
– За время существование дома Ренфрю, а это без малого двести лет, еще никто не жаловался на затруднения в получении выплат.
– Не жаловаться, не значит остаться довольным.
– Не скажу про Унгрию, но известно ли саину, в Эгле мы выступаем гарантами многих. Так что, в Карлайре недобросовестных ростовщиков не отыщите, не старайтесь. В свое время мы ратовали за имущественный ценз для желающих открыть свое дело.
– Ценз в восемь тысяч введен всего-то сто лет назад, - проявил удивительную осведомленность, бестолковый.
– По меркам Унгрии сумма не очень велика, а в сравнении с Элатом, нашим добрым соседом, так и вовсе смехотворна. У них принято, у кого в обороте десять тысяч монет, ставить перед лавкой колонну. Двадцать — две. Перед вашей дверью пусто. Если это не ваша скромность, то, что тогда?
– Мы не в Элате.
– Деньги везде деньги.
– Это верно. И тут главное честность.
– Людей дающих в долг под девятнадцать процентов, а с имущественным залогом под пятнадцать, трудно обвинить в честности.
– А сколько надо? Попасть под обвинения?
– Нисколько. Вере претит ростовщичество. Стоит ли льстивое прозвание банчиери седьмого круга ада? Рядом с разбойниками и самоубийцами.
– Вере много чего претит. А для банчиери мы не слишком богаты.
– Родство с Кабодами не оказалось выгодным?
– Мы и сами….
– Бросьте. Большая часть денежных средств перешла к Ренфрю от них. Кабодам не повезло с наследниками. С их стороны в слиянии домов участвовали только девицы. Так что похвалитесь, чем другим. И не вздумайте приплетать обслуживание Золотого Подворья. Моффет не занял денег только у нищих с паперти Святой Агафии, - унгриец откровенно загоготал. — А зря. Возвращать бы не пришлось.
– Вы интересовались историей нашей семьи? — не поддержал веселья Ренфрю. Не во всем следует потакать клиенту. Неправильно истолкует.
– Я интересовался, кто раздает поручительства направо и налево, безо всякой осмотрительности.
– Обычная практика.
– До той поры, пока однажды, кто-то не вывалит ворох таких бумаг, потребовав немедленных выплат.
– Мы справимся с любыми острыми моментами, -
Похоже на то, справитесь, - к собственному удовольствию отметил Колин и задал обескураживающий вопрос, к которому исподволь и замысловато подводил разговор.
– И потому не держите охрану?
Ренфрю непонимающе уставился на странного посетителя. Лицо ростовщика сделалось еще тоньше и кровожадней. Сказал ли барон достаточно, начинать думать плохо и беспокоиться?
– У вас перед входной дверью никого, - с издевкой пояснил Колин притихшему ростовщику.
– Шутите? — все еще не определился Ренфрю, бояться или смеяться.
– В данную минуту не предрасположен, - Колин ткнул острием шнепфера в пол. Вязкий звук неприятен мирному обывательскому уху.
– То, что вы не видели Отто, не означает отсутствие охраны, - попытался убедить Ренфрю. Дурная слава не приносит прибылей, но уменьшает и отваживает солидных клиентов.
– Хотите спор? — открыто предложил унгриец.
– На вексель. Сторожа и не подозревают о моем присутствии здесь. Если не прав, бумага ваша. Прав — удвоите выплату. Идет?
– Как же мы выясним истину?
– Очень просто. Я встану за тот шкаф, а вы позовете вашего горе-Отто. Два-три вопроса и поймете за кем победа.
Ренфрю не из любителей пари и азартных споров, но подобного вызова не мог не принять. Отказаться, дать повод сомневаться в надежности Дома Ренфрю, подорвать доверие.
– Уговорили, - согласился ростовщик и затрынькал колокольчиком. Звук и ритм открыто предупреждал о дурном расположение хозяина лавки.
Охранник вошел с запозданием, достаточным заподозрить правоту клиента. Но Ренфрю решил не сдаваться.
– Звали саин? — пробасил Отто. Голосок согласно комплекции - богатырский. Живот на полведра каши.
– Что там за шум? Или мне показалось? — деловито хмурил брови ростовщик.
– Так и есть, саин. Бесстыжая девка, упилась до беспамятства и заголилась посреди улицы. Её, дескать, пекарь ославил заразной. Вот и предъявила засвидетельствовать, что здорова. Пьянь, она и есть пьянь.
– Надо прогнать. У нас приличное место. Посетителей распугают. Не ровен час увидят непотребство. Сегодня ни одного не явилось.
– Дык прогнал. А посетители, они после обеда ходят. Рано им. Балаболка-то межень не отбивала.
– Балаболка?
– Прощеница просим. На Хара еще не отзвонились.
– Ладно, ступай.
Пока ростовщик беседовал с нерадивым работником, Колин спокойно, в доступных обзору подробностях, рассмотрел в оконце внутренний дворик. Клетка содержания леопардов, пяток вооруженных детин. Старой, неподатливой векам кладки, здание. Окованная сверху донизу дверь, заперта на тяжеленные замки. Вторая, малоприметная, за плетями дикого хмеля. Задняя стена строения - древняя ограда, возвышающаяся над новой покатой крышей в сажень, не меньше. И уже за оградой, в отдалении, необычная полуразрушенная колокольня. Углядел унгриец и схрон стрелка со шнеппером. И натянутую сеть с колокольцами и множество приспособлений против злоумышленников. Из охраны никто не спал и не зевал, службу несли, как положено. Бдели хозяйское добро и секреты.