Дождь в полынной пустоши. Книга 2
Шрифт:
Отчего старухи старательно изображают игривых девочек? — не обязательный вопрос унгрийца ни к кому.
– Не потому ли, будучи еще наивными девочками, из кожи лезли выглядеть многоопытными курвами?
– Гляжу, прибавился увядший букет, - указал Колин за стекло в узорах предзимья. — Выгнала беднягу Фосса? Подозреваю, всякий раз, выставляя ненаглядного, цветы отправляешь мерзнуть на балкон. Там уже целый ледяной розарий.
– Другим наука, - предупредила Лисэль. Она ведь так и поступала. Надоевшего любовника в одни двери,
– И в чем она?
– Не быть скучным и заурядным! — открыли рецепт успешности у женщин.
– Начинаю сожалеть, что я из какой-то там Унгрии, - дразниться Колин. Любовная игра его нисколько не забавляла, но таковы непреложные правила подобных игр.
– Это поправимо, — обещают унгрийцу самым серьезным тоном, и усомниться в обещанном не приходиться. Он волен понимать обещание по-своему. Любимый попугай на жердочке, с цепкой на лапке. Какие перышки! Какой носик! Незавидная участь многих. Скажи, здравствуй. Скажи, до свидания!
Лисэль перекатилась на живот, по-кошачьи грациозно потянулась, приподнимая зад. Поморщилась. Зашипела изласканной кошкой.
– Ты самый развязный любовник! — пожаловалась женщина на дискомфорт.
– У меня все болит!
Но это приятный дискомфорт, вызывающий феерию воспоминаний. Прежние любовники теперь казались ей мертвыми и параличными, серыми и никчемными, ни к чему не способными, не на что не годными.
– С лестницы не падала? — полон насмешливого участия Колин. — В детстве или на днях.
– Ему весело! Я встать не могу. И сесть!
– Тебе не следует много пить вина. Твои фантазии, - унгриец стыдливо прикрыл глаза рукой.
– Ах, оказывается, я же виновата! — игриво возмущена камер-юнгфер. — А ты паинька?!
– Меня воспитали в строгости.
– В строгости? А откуда паинька умеет Маслобойку?
Колин пошлепал ладонь по воде. Вот так? Ему весело. Не из-за затеянных словесных игрищ с Лисэль. Не столь давно, из ушата, с ним разговаривала гранда. Какую встречу считать трагедией, а какую фарсом?
– Спрошу о том же уважаемую эсм камер-юнгфер. И про Ножницы. И про Многоножку. И про…
Лисэль шутливо погрозила ему, замолчать.
– А я спрошу о том же нескромного паиньку.
– Это допрос? — Колин спрятался под подбородок в воду. — С пристрастием?
– Пока нет.
– Зачем?
– Хочу знать тебя лучше.
– На вкус? — продолжалась игра в любовные царапки.
– Это уже мое дело.
– Звучит угрожающе.
– Рада, что понимаешь, сколь опасно мне перечить, - вяжутся тенета слов. В мастерстве их создания каждый мнит себя непревзойденным ловчим, но не простофилей угодить в них.
Колин поднял руки — сдаюсь!
– Я приглашена к Юдо, - доверительно поведали унгрийцу.
– Просили прихватить и тебя.
Не очень тонко. Прихватить. Но очень верно. Статус барона и советника гранды не причина пускать в приличный дом. То, что он унгриец
Чем гуще слюна, тем дальше плевок - не притязал на откровение Колин.
– Достойные люди?
– Колин! — рассмеялась Лисэль. — Ты несносен! — маленькая подушечка шмякается не поразив цели, но свернув со стола подсвечник.
– Юдо из вердюров. И родня Гелстам. Это те, у которых родословная длиною в аршин и земли, десятая часть королевства. Кстати, по легенде, именно Гелсты уступили короне кусок пустоши возвести столицу.
– Дерьма не жалко.
– Колин!
– И что мне у них делать?
– То же что и остальным. Заводить знакомства, набиваться в приятели. Искать друзей среди врагов. У тебя они уже имеются. Друзей предавать. Тут проще, у тебя их нет. Улыбаться неприятным, но полезным людям и отворачиваться от приятных, но бесполезных. Прославиться дуэлянтом и не обнажать клинка против обидчика. Но кидаться в драку на безобидных шутников. В упряжке чести и серебра, коренным всегда выступает презренный металл.
– Из твоих слов делаю вывод - у них дочь! Прелестный ангелочек на выданье. Розовенький пупсик, засидевшийся в светлице за вышиванием и лузганьем семечек. Или она предпочитает орехи? Ей нужен Щелкунчик? — унгриец плотоядно клацнул зубами.
– Колин! — Лисэль нравилось повторять его имя. Нравилось с ним говорить, устраивать пикировки. Укус на укус. Говорят, так ласкаются змеи. Яду не должно быть много, но достаточно, острее ощущать яростную страсть и мимолетность жизни.
– Значит, имеется.
– Пупсик не про тебя. И ей пятнадцать.
– Обидно, - признался Колин, чего по его виду никак не скажешь.
И это он не врет женщинам!
– разоблачают унгрийца, но не подают вида.
– Тебя намерены посмотреть, - объявили в общем-то не сакральное. Лисэль умышленно не стала нивелировать действительность. Пусть привыкает подбирать крошки с руки. С её руки.
– Я только оденусь. Или не обязательно?
– Наглец! — рассмеялась Лисэль, представив любовника голым в гостином зале.
– С чего вдруг надумали меня лицезреть?
– Подозревают, ты в фаворе у короля.
– А почему мне об этом неизвестно? И известно ли о новом фаворите Моффету Завоевателю?
– Баронство за дурака Гусмара-младшего, слишком много. Тем более для дикаря из Унгрии, в не зависимости по какой такой причине хлопотали и кто хлопотал. К тому же еще и феод в придачу! У Моффета легче выпросить попользоваться его очередной шлюшкой, - Лисэль и не пыталась скрыть свое раздражение.
Что у тебя с ней? — захотелось вызнать Колину. Не сейчас, но позже. Две мартышки, лучше чем одна. Их труд продуктивней. Каштанов больше.