Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
– Не вдруг.
– Тогда чья идея? Твоя?
– здесь с интересом у унгрийца погуще. Дано ли выходцу из Шлюсса семь пядей во лбу.
– Кэйталин.
Кукушонок? Мало вериться. Не та птичка, так клювик разевать. Эсм Сатеник? Не верится вовсе. Не та голова такое удумать, не тот характер сдвинуться осуществить собственные думки. А воспользоваться чьей-либо мудрой подсказкой? Тут да, легче легкого.
– Попробую угадать основополагающую концепцию. Кто выбрался, тащат за уши отстающих, кто отстал, толкает
С древним эгле у виконта серьезные затруднения.
– Рука об руку. Найдется, что положить во всякую верную длань? Кусков хватит?
– Хватит.
– И что вселяет такую уверенность?
– Серебряный Двор, как и прочий другой, здесь все возможно, - не фраза, а целый девиз! Призыв под знамена и стяги! Стоя под бархатным полотнищем мало обращают внимания на грязь под ногами и кровь под ногтями.
– ...Главное не упустить.
Любимая волшебная сказочка вербовщиков всех уголков мира.
Парень, твое счастье в твоих собственных руках, - уверяли краснобаи, подразумевая, прежде всего меч. А по итогу, в этих самых руках ладанка или поминальная свеча. И это еще повезет. С ладанкой и свечой.
– Что из возможного не упустили?
– Кэйталин железно при гранде. Гаус выбрал Гиозо практиковаться в фехтовании. Задира не подкачает, - загибал пальцы счета Сеон.
– Я приглашен саином Лоу и мне есть, чему научить. На очереди Латгард и Липт. Дорсет должен справиться. Аф Ур плотно займется Брайтом.
– Понятно. Вами вменили почетное право делать подсказки в никуда, упражняться с мечом и эскортировать по столичным улицам. Разочарую, подсказки не примут во внимание, умение держать защиту ценно, но обычно требуется мастерство кого-нибудь прирезать. И наконец, на дворе не всегда солнце, разъезжать в одиночку и в компании.
– У нас все получится.
– И с белобрысым?
– В смысле?
– Ну, кто с ним будет спать? Марика? Людвика? Гммм.... Толстушка Ализ?
– Никто.
– Напрасно.
– Почему же?
– Зависит от того, как далеко глядеть в будущее. Верный способ заслужить благодарность эсм Сатеник. Шашни альбиноса на стороне, чем не причина для официального разрыва?
– Еще что?
– Можно и по-другому. Человек, чей папаша за своего на Золотое Подворье, априори объект повышенного и обязательного внимания. Пристегнуться к такому... говорю о сынке... застолбить выгодную позицию. Ко всему Габор человек инфанта. А инфант рано или поздно станет королем. Но Даан под пристальным приглядом, не отдадут. А Гусмара-младшего делать нечего подловить на сладеньком. Действенно и просто. Вернее наоборот. Просто и действенно.
– Здесь мы расходимся в понятиях допустимого.
– Вот именно! Расходимся, - Колин перестарался вложить в слова дополнительный смысл.
Сеон понял унгрийца. И не расстроен. И не разочарован.
Вот вам и союз. В супчике одна водица, а у котелка не протолкнуться. И лишних порций нет.
– Не смею более отвлекать, - засобирался уходить Сеон.
– Будем считать, этого разговора не было.
– Этого я и желал. С самых первых слов произнесенных тобой. Я не заговорщик.
– Что же.... Те, кто не с нами....
Чужие слова повторены вплоть до звука и паузы.
Кто же над ними такой мудрый? Спросить о камер-медхин? У той ничего впустую, все по делу, к делу и для дела.
– Конечно-конечно. Но не проморгайте тех, кто в этом не сознается, - Колин поднял кружку с вином. Дескать, мое здоровье, ваша удача!
– Не все столь наивно честны, как я.
Солнце тонуло грязно-розовым закатом, утягивая с небосклона смоляные тучи непогоды. Легкий ветер подсушил лужи на мостовых, обдул черепицу крыш. На улицах не суетно и хорошо пройтись, скоротать часок прогулкой.
Из фонтана Подкидышей вылавливают синюшные тельца утопленных младенцев. Шпиль величественного Романи верно указывает несчастным малюткам дорогу в рай. Вверх и еще выше. Те, чьи родители оказались добросердечней, пищат под колючками акаций и у черных комлей старых лип. Крох, что грибы, собирают в большие корзины. Монашки разнесут их по приютам. Откуда подросшие и окрепшие сиротки, в возрасте шести лет, отправятся в прислуги, работники, бордели, а со временем пополнят ряды Канальщиков и Псарей.
Граница Предмостья очерчена рядами мрачных хибар, лачуг, халуп, дешевых кабаков и приживальных домов. Сюда неохотно суются даже держиморды бейлифа. И это днем. Что уж говорить о ночи. Шнепфер несомненно весомый аргумент в пользу свободного перемещения, но в темных проулках таких аргументов противопоставят не в пример больше. Здесь властвует закон стали и стаи. Отсюда и неизменное, у кого больше железа и тех, кто железо нацепил, тот и диктует правила. Романтичен только блеск звезд. Блеск ножей и хищных глаз, вовсе наоборот.
От Предмостья окружным путем, вдоль канала, к Утиному Сходу, к церкви Святого Хара. В столь поздний час у каждого свои молитвы и свои вопросы к Всевышнему. Если, конечно, к нему.
Альтус нищенствовал недавно. Разжалованный актер большими талантами не блистал, отличался желчностью, заносчивостью, чурался компании себе подобных и оттого в Круг не принят. Бедовал лихолетье сам на сам. Вне сцены, умение достучаться до глухих людских сердец, подобрать ключики к душам, растопить замерзшие чувства неподдельной слезой, горючей и чистой, не кормило. Возможно, еще не привык, не замечать плевки, не гнушаться объедками и быть готовым получить в морду ни за что.