Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
Колин потеплее завернул девочку в плащик, снял свой и накрыл.
– А как тебя зовут?
– зачем-то шепотом спросила девочка.
– Колин.
– А меня Янамари...
– и добавка.
– Аф Аранко.
– Слишком длинно для такой маленькой девочки, - Колин шутливо щелкнул по чумазому носу.
– Я буду звать тебя Яна. А теперь спи.
– Я не хочу.
– Конечно, не самое интересное занятие, но надо.
– Почему?
– Все сказки начинаются с утра.
– Почему с утра?
– Чтобы хватило
– Это же не пироги.
– Гораздо вкуснее.
Он вспомнил о подарке слепого и вложил в грязную детскую ладошку оловянного ангелочка.
– Сказки...
– Да. Спи.
Переждал несколько вопросов, просьб не уходить, немного хныканья и уговоров.
– Там кто-то шуршит, - сопротивлялась девочка, не зная, какую причину придумать оставить Колина рядом. Но немного согревшись, все-таки сдалась и уснула.
В коридоре Колина поджидал Ллей.
– Слышь, унгриец, если соврал.... если соврал, пеняй на себя, - рокотал гнев в голосе скара.
– Узнаю или заподозрю, что ты... с ней...
– А принести девчонке кусок хлеба ты не заподозрил?
– грубо произнес Колин.
– Если тебе настолько её жаль.
Потребовалось время сообразить. Виффер виновато потупился. Вовсе не таким ему виделся разговор. Но уж каким получился. И сказать-то нечего.
Можно ошибаться во многих вещах, но где находиться кухня, ни в коем случае. Вкусно пахнет, не смотря на поздний час суета, смех и грохот посуды.
– Чего тебе?
– не очень вежливо спросили Колина, едва он перенес ногу через порог.
Планы планами, но вести боевые действия здесь глупо. Кухня это же храм!
– Невесту, - пошутил унгриец.
Шутки шутить тут горазды все.
– Такая сойдет, - выплыла из-за плиты толстуха в замызганном переднике. Как она умещалась в тесноте плит, разделочных столов и ларей с провизией уму непостижимо?
– Мне бы потолще, - Колин обхватил руками воображаемую суженую.
– Тогда бери две, - расхохоталась товарка первой. Посудомойка размахом поменьше, но не на много.
– Управишься?
– Еще бы прибавить, - не стушевался Колин перед языкастой бабой.
Кухонный люд сразу подобрел к гостю. Не гонориться, морду, хоть и коцанную, на сторону не воротит. С честным народом шутит, и не лезет командовать, там, где и без него от командиров тесно.
Колин выложил два штивера и объяснил, что надобно приготовить на утро.
– Никогда такого не делала, - подивилась стряпуха заказанному блюду.
– Так сложно?
– Не хитрей слоеного коржа, - вступилась вторая.
– И молока не забудьте.
– Сам че ли пьешь?
– выкатила могучую грудь кухарка.
– Ой, че ли, удивишься, че от молока быват, - таранул Колин тетку. Поварихино вымя не квашней, а на диво упруго.
– И че быват?
– не уступала тетка.
– До обеда застреват!
С веселыми толстухами не соскучишься, но сделав заказ, и наслушавшись
– Ох, пропала девка!
– обрадовалась толстуха.
9. День св. Урсулы - Золотой Поясок (21 сентября).
,, ...ваши привязанности - ваши слабости. Выказывая их, вы вручаете своим недругам мощное оружие противу себя. Однако бывает полезно создать видимость такой привязанности. К человеку, вещи или занятию. Враги будут думать, легко причинить вам боль и оказать на вас влияние, помешать начинаниям. Заставить оступиться или отступить вовсе. Не стоит скоро их разубеждать. Обманув, вы достигнете своих целей с наименьшими затруднениями и без значительных потерь.
Она его караулила в Зале Арок. Фрей Арлем. Иначе для чего торчать на сквозняке, в вонючем полумраке, отгоняя привязчивых борзых и слушая визг довольных ратонеро, давивших бесчисленных крыс буквально под ногами. В пользу подозрений говорило слишком порывисто движение навстречу. И лицо. С каких пор вдохновлены с ним встретиться в таком малопригодном для встреч месте?
– Вы недобры, - прозвучало запальчивое обвинение. В речи Арлем смешались и негодование, и побуждение выговориться и превосходство нести правду. Святую и чистую.
Сколько ветра и впустую, - посочувствовал Колин попечительнице морали. Месть за Гарая не вершина человеколюбия, но и не повод воодушевлять милых барышень вмешиваться и проповедовать. Ни малейшего желания из показной любезности кивать и соглашаться с упреками в свой адрес.
– Смотря к кому, - поприветствовал он Арлем поклоном. Крамольный порыв подхватить и притиснуть девушку, унгриец отнес к подсознательному стремлению выглядеть ,,зерцалом доблести и чести и не кем иным. В любом равно уживаются рыцарь, дикарь и раб. Доминирование - вопрос обстоятельств и характера.
– То, что вы передали вифферу..., - жестикуляция дополняла слова, чувства и эмоции. Их с избытком. Этакая куча мала и над ней священная хоругвь личной причастности ко всему на свете.
– Ах, вы про это...
– Убийство - грех и великий!
– строжайше объявили унгрийцу.
Грех ли убийство? С точки зрения общества так и есть. Но кого и когда это останавливало? И само общество и тех, кто его составляет. Пожалуй, по поводу греха смертоубийства, к обществу претензий значительно больше, чем к зарвавшимся индивидуумам.