Дожить до завтра
Шрифт:
Километра через четыре отчаянной тряски Гром выехал на берег и повел машину почти вертикально вверх. Бойцы съехали по скользкому металлическому дну назад, и один на другом с ужасом ждали конца этого циркового путешествия. Грузовик наконец выбрался на дорогу и остановился.
— Куда теперь, Андрюха? — свесившись через борт, заглянул в кабину Майк.
Гром вылез и достал карту.
— Может, через Семеновское уйдем? — предложила я.
— Я тоже так думаю, — согласился Гром. — Далековато, но надежно. Зона контролируется полевым командиром
— И подъехать можно близко — я правильно понял? — повернулся к нему Майк.
— Бензина маловато, — вздохнул Гром. — Но километров на пятнадцать еще есть. Давай, Ахмар, садись за руль, тут рядом поселок будет.
Ахмар быстро сменил Грома за рулем и повел машину вперед — к Семеновскому ущелью.
Мы успешно миновали две или три отары овец; пастуха видно не было, но мы на всякий случай ложились на раскаленное солнцем дно каждый раз, когда Ахмар стучал кулаком в стекло заднего окна. А потом двигатель несколько раз чихнул и заглох — бензин иссяк. Грузовик мчался вниз по дороге, все звуки из кузова неработающей машины казались сюрреалистичными: грохот каждого наезда колеса на камень, в такт ему — звяканье автоматов о дно, шорохи и посвисты ветра.
Ахмар вел грузовик так долго, как мог, но машина все-таки остановилась, и мы посыпались из кузова, как яблоки с дерева. Некоторое время Майк вел группу по дороге, затем, посовещавшись с Громом, переместился выше по склону, и, перевалив через бугор, мы пошли по узкой, но хорошо протоптанной тропе.
Ноги мои почти не слушались, а исцарапанное, побитое, пропитанное соленым потом тело болело и щипало. Солнце жарило сильнее и сильнее, и даже прохладный горный ветер уже не облегчал страданий — слишком я устала. Пленник шел раскорякой, но ходко — не филонил. И только раненому Секе становилось все хуже и хуже. Гвоздь уже почти тащил накачанного обезболивающим бойца на себе — сказывалась потеря крови.
Мои, вроде такие прочные, кроссовки полопались, и я опасалась, что до места назначения не дойду. «Да, — подумала я. — Похоже, единственный способ добыть здесь обувь — попросить Хряща кого-нибудь пристрелить!» Но шутка почему-то не сработала, и мне было так же трудно.
Неутомимый Сом шел сбоку группы с горстью камней в руках и расстреливал неосторожно попадавшихся на пути крупных зеленых ящериц.
— Сом! — ядовито поинтересовалась я. — Ты в детстве кошек по подвалам не мучил?
— Дура! — обиделся боец. — Я посмотрю на тебя, как ты их хавать будешь — жрачки-то нет!
Сом был прав: «жрачки» действительно не было. Я подумала, что запас продуктов наверняка брошен там, у ручья, где ранили Секу.
Около пяти дня Майк остановил отряд, пару минут «поколдовал» вместе с Громом над картой и повел группу вбок от основного маршрута. А через двадцать минут мы обнаружили себя в маленькой, как петербургский двор, долинке с полуразвалившимся домиком на склоне.
— Дневка! — объявил Майк. — Ужинать и спать!
Гвоздь тут же отправился на вершину
Я села возле стены, вытянула побитые ноги вперед и поняла, что именно так должна себя почувствовать моя душа на том свете — наконец-то отдых! Но беспощадный Сом сунул мне нож и высыпал содержимое вещмешка — сорок семь ящериц.
— Выпотроши, пожалуйста, — тихо попросил он. — Только шкурку не снимай.
— А может, их так запечь? — попыталась отвертеться я.
— Так нельзя: сверху обгорит, а внутри не пропечется, — назидательно объяснил Сом, и я, вздохнув, принялась за работу.
Бек уже спал — ему предстояло сменить Гвоздя на посту через пару часов. Пленному по случаю предстоящего ужина снова перетянули ноги, но развязали руки, и он, охая, растирал занемевшие, набухшие кисти.
Вскоре костер прогорел, и Сом запек и справедливо разделил ящериц между всеми. Больше всех досталось мне и Секе — солдат был совсем плох и постоянно мерз. Бойцы начали снимать тонкие почерневшие шкурки и старательно обсасывать нежное ящеричье мясо. Это было очень вкусно: тончайшие ребрышки прожарились насквозь и приятно хрустели на зубах, а вдоль хребта тянулись тонкие и удивительно сладкие полоски мяса. Я подсела к Секе поближе, чтобы помочь — ему трудно было снимать шкурку одной рукой.
— Давно ты в этом отряде? — поинтересовалась я.
— Второй месяц, — тихо ответил Сека.
— А почему именно сюда решил?
Сека пожал плечами.
К нам подсел Сом — наверное, выручать Секу.
— Понимаешь, Юль, мы все здесь чувствуем себя нужными. Это не просто работа за деньги. Я, знаешь, встречал одного… так он говорит: делаю, мол, что умею. Это неправильно. Делать, что умеешь, можно и на «другой стороне». Так?
Я кивнула головой.
— А ты почему не ешь? — спросил пленного Майк.
Я посмотрела: Купец не притронулся ни к одной из положенных перед ним четырех крупных ящериц.
— Может, тебе их шампанским смочить? — дружелюбно поинтересовался Гвоздь.
— Яйца ему надо шампанским смочить! — грубо пошутил Хрящ, и бойцы рассмеялись.
— Ничего, — утешил пленного Майк. — Придем в Дагестан, тебе их там смочат!
Бойцы зашлись от хохота.
Купец гневно сверкнул глазами, но промолчал.
— Ты, главное, когда окунать будешь, меру знай, — слабым голосом вставил раненый Сека. — А то захмелеешь.
Парни попадали навзничь, давясь смехом.
Купец прикрыл глаза и только нервно напрягал челюсти. Я поднялась и подошла к нему.
— Все равно ведь не будешь, — забрала еду и разделила между бойцами.
— Этот кусок Беку, — сразу вмешался Сом, отобрав самый крупный.
— Слышь, «мамка», — поинтересовался у Сома Хрящ. — А чем ты нас перед сном укроешь?
— Так вот, здесь кошма есть. — Сом вышел в соседнюю комнату и выволок оттуда огромный кусок толстой серой кошмы. — Чеченцы нам оставили.