Дракон среди нас
Шрифт:
Ундва, как и обещала, улучила момент, чтобы позвать Трогбарда в кухню. Там она подсунула брату тарелку хрустящих свежепожаренных вафель на вине, а Илидор предложил ему купить карту с рудными рождениями подле Камьеня. Трогбард поначалу не принял Илидора всерьёз, ну ещё бы: какой-то оборванец смотрит честными глазами и хочет продать тебе небыстро проверяемые сведения? Послать такого сразу в ручку ржавой кочерги — Трогбард и послал бы, не будь его рот занят вафлями. Пока он хрустел, Ундва уверила брата, что Илидор — человек честный и прямодушный, так что хорошо бы отнестись к нему со вниманием.
Потому Трогбард, из любви
Трогбард стал хмыкать, чесать бороду, ещё усерднее хрупать вафлями и внимательно глядеть на оборванца, предложившего карту. И, приглядевшись, решил, что никакой он не оборванец, а просто человек дороги — Трогбард не больно-то уважал этих походимцев, но в странствиях видали они всякое и любопытные сведения у них иногда в самом деле водились. Если перепродать эту карту знакомцам из Камьеня, соображал гном, то может выйти очень неплохой навар. А если глава лисковской рудокопной гильдии уговорится с камьенскими, что сам проведёт разведку, если он впрямь найдёт помеченную на карте медь — так это может обернуться даже повышением для Трогбарда.
Он уже не думал о том, что карта может оказаться поддельной или ошибочной. В человеке, который её принёс, Трогбард теперь с удивлением обнаружил эдакую надёжную основательность и спокойную прямоту, сродственную гномьей — то, чего в людях дороги сроду не встречалось. Трогбард не мог бы сказать, в чём состояла и выражалась надёжность, прямота и знакомость этого человека — в том ли, как он держался, двигался и располагал себя в пространстве, или в песне, которую он тихонько напевал, не разжимая губ.
В конце концов Трогбард решился и карту купил. Даже не поторговавшись — отчего-то ему было ясно: Илидор называет немалую, но честную цену за небыстро проверяемые сведения, которые, однако, не окажутся ошибочными.
Илидор порадовался своей удаче, но гораздо больше, чем горсть монет, его мысли занимал сейчас кожаный лоскуток с гномскими рунами. Или он нихрена не понимал в этой жизни, или Хардред Торопыга указал, где спрятал свой пиратский гномий клад.
Когда Йеруш Найло поскрёбся в кухонную дверь, Илидора уже почти разорвали на части Клинк и Ундва. Клинка беспокоила нарастающая в зале свара, а Ундва не могла одновременно отмерять лотошнику бураги, спускаться в погреб за вином и перемешивать на сковороде тыквенные семечки, которые какой-то кочерги решила пожарить именно сейчас.
Потому столь кстати возникшего на пороге Йеруша немедленно приставили к перемешиванию семечек, дав в одну руку лопатку, а в другую — кусок ковриги с салом и солью. А Илидор умчался в зал. Там перегавкивались двое работяг и всё бы ничего, но оба пришли с приятелями, и начнись сейчас драка — она бы моментально стала свальной.
— А ты думал!
— А ты не думал!
— Слышь, ты чего!
— А ты сам чего!
Каждая фраза сопровождалась ударом кулаком по столу и клюющим движением головы в сторону оппонента. Оба были изумительно пьяны.
За пререкательством великих умов равнодушно наблюдали двое стражих из-за углового столика. Просто сидели,
Илидор про себя прозвал этого человека Хорьком.
— Ты щас не отсядешь, так я тебя отсяду!
— Ты чего, слышь, ты!
— А сам ты чего!
Наконец один из работяг ощутил стремление перевести дискуссию в качественно иное поле и, замахиваясь кружкой, ринулся на другого, но влетел лицом прямо в широкую ладонь Клинка.
— Но-но! — строго сказал Скопидом и за лицо же толкнул буяна обратно на лавку. — Знай ешь.
— Гы-гы! — порадовался работяга из-за другого стола.
Его дружки наконец обратили внимание на затевающуюся свару, за столом стали стихать говорки, головы поворачивались к Клинку, который что-то негромко втолковывал взятому за лицо гостю, уперев вторую руку в бок. Гость пока не выражал стремления броситься на массивного гнома, только пучил глаза и пытался выглянуть из-за спины Клинка.
Второй работяга наконец сообразил, что у него появилась хорошая возможность врезать первым и внезапно, рванул в атаку прямо с табурета, не разгибая ног, но Илидор ловко подставил ему ножку. Мужик с уханьем рухнул и поднял на дракона мутный взгляд.
— Оступился? — посочувствовал Илидор. — Так садись обратно и больше не вставай, пол сегодня шатучий.
Упавший не сразу осмыслил эту идею, но потом она показалось ему хорошей, и он не без труда вскарабкался обратно на свой табурет.
Первый мужик, успокоенный Клинком, отвернулся к своим приятелям и уже разрывал с кем-то пополам краюху хлеба.
Поняв, что драка отменяется, Илидор разочарованно вздохнул (ещё один спокойный вечер!) и отправился обратно в кухню. По пути услышал, как Хорёк говорит своим приятелям:
— Плохо, что сейчас он не на виду, но я не тревожусь. Слабость больших умников в том, что он не ждут быть обманутыми.
Йерушу горело отправиться к Брантону немедля, но Илидор не мог уйти из харчевни до закрытия, а наносить визиты после полуночи — такое эльфу из рода Найло в голову не могло прийти никогда, будто он хоть четырежды нетерпелив или полностью безумен.
— Я в спальный дом не вернусь, там Тархимы ходят, — негромко сообщил Илидору Йеруш, когда гномы заперли харчевню и ушли. — Переночую здесь, а с утра пойдём к Брантону.
Дракон помедлил, глядя в спины удаляющимся Клинку и Ундве, выдыхая в ночную прохладу едва заметный парок, и спросил без особой надежды:
— Ты ведь это не всерьёз?
— Открывай, — почти просительно прошипел Найло из кокона куртки и стукнул пяткой дверь дровяльни.
Посветив себе прихваченной из кухни лампой, Илидор звякнул ключом, грюкнул замком и распахнул перед Йерушем дверь. Тот рыбкой занырнул в натопленное помещение, издал протяжный счастливый стон — намерзся на улице, пока Клинк раздавал Илидору ценные указания — и уселся на дровяную колоду, прикрыв глаза. Наконец выдохнул.