Дракон среди нас
Шрифт:
…сияние ярче солнечного залило пространство, и люди увязли в замедленном времени на несколько жутких мгновений, неспособные ни шевельнуться, ни вдохнуть, а потом время потекло как обычно, но человек, которого они только-только окружили и начали бить, исчез — вместо него на заплеванной земле стоял золотой дракон с мечом Илидора в лапе и… даже не рычал.
Три удара — лапой наотмашь, мечом и головой — быстрые, как прочерк падающей звезды — и золотой дракон стоит один на заплеванной земле. Верзила с кастетом сползает спиной по тележному борту и булькает разорванным
Вышибала с перерезанным сухожилием, повторяя бескровными губами «Мамочка, мама» отползает от дракона на трёх здоровых конечностях, пока не упирается спиной в штабель клеток. Его напарник, отделавшийся ударом рукояти в живот, пятится, так и не разогнувшись и не сводя глаз с дракона. Амриго стоит на коленях и содрогается, извергая наземь свой ужин. Олава-Кот — недвижимая тень, прижимающая ладони к груди и чуть склонившая набок голову.
— Достали, — шипит золотой дракон и морщится от звона в голове. — Где мои чертежи? Отвечай, балясник, или я тебя сожру, камнем клянусь.
— Вернись в мою лавку, юный недоразумный эльф, — нараспев велел Рунди Рубинчик, высунув нос из двери.
Йеруш поднялся, с удивлением ощутив, насколько закостенело его тело и скрючилась спина. Словно он и впрямь просидел недвижимо полжизни.
— Очень хороший камень ты принёс, ценный и редкий, чистый и удивительно удачной огранки, — вперевалку топая к столу, говорил Рунди. — Скорбность и боль не прилипли к нему накрепко, очистился камень хорошей хорошего, много радости принесёт он в мир, чтоб тому миру быть здоровеньким.
Йеруш тихо вздохнул. Впервые в жизни он не просто хотел треснуть гнома, а был готов это сделать, даже понимая, что ответным движением гном просто сломает его пополам.
— Сразу нельзя было сказать? Обязательно нужен был этот балаган с песнями?
Рубинчик укоризненно покачал головой и погладил пальцем сумеречный камешек, уже лежащий на бархатной подложке.
— Не тревожься, мой хороший, эта нетерпеливость к тебе не прилипнет.
Найло взвыл и, словно сломавшись в поясе, рухнул ладонями на стол.
— Хватит, хватит, хватит, очень сильно хватит! Просто заплати мне, и я пойду, и забуду тебя, как дурной сон!
— Кто другой бы тебе задал за такие слова, но не Рунди Рубинчик, — с достоинством проговорил гном, сложил руки на животе. — Рунди Рубинчик отстреливает такие глупейшие мысли задолго до их подлёта к голове, и не надо мне завидовать.
Йеруш наконец понял, что либо умолкнет и примется почтительно внимать, либо не выйдет отсюда до завтра, и теперь старательно молчал.
— Уплачу сполна и по честной справедливости, а это выходит даже дороже, чем я поначалу предполагал, — важно продолжал Рунди. — Возьмёшь монетами, кочерга тебя бодай, или распиской, чтоб ты здоровый был? Восточный
Поскольку Йеруш понятия не имел, где сейчас Илидор и когда он вернётся, неохотно ответил:
— Распиской. На моё имя.
«И поскорее, пока я не треснул пополам, ну зачем тебе нужно, чтобы я трещал у тебя в лавке, я потратил тут уже такую прорву времени-и-и!».
Покачивая головой, гном расставлял на столе принадлежности для письма и ворчал:
— Всё прыгаешь. Всё суетишься. Тебе, эльфу недоразумному, лишь по молодости кажется, будто время определяемо. А на самом деле ты лишь делаешь плохо своим нервам.
Йеруш едва слышно, почти по-драконьи, зарычал.
Усевшись на стул, Рунди макнул перо в чернила и поучительно продолжил:
— Как и кажется тебе по молодости, будто всё меряется деньгами. Но послушай старого Рубинчика и запомни себе на носу: за вещи, которые вправду важны, платят кусочками души.
Гном хотел добавить ещё что-то, но столкнулся взглядом с глазами Йеруша, полными всяческого буйства, и принял мудрое решение сосредоточиться на расписке.
Она была в шатре одна. Сидела, скукожившись комком слабосилия, прямо посередине, в ворохе тканей, наплечных платков и маленьких подушек. В углу тренькала шарманка. Светились три большие лампы. Пахло ламповым жиром, затхлостью и болезнью.
— Ты, — выдохнула Тай Сум, когда Илидор вошёл.
На полу, прямо у входа валялась маска, изображающая изуродованное, покрытое шрамами и рытвинами плоское лицо. Илидор смотрел в настоящее лицо Тай Сум — точно такое же, как на маске, только без шрамов и с тонкой, гладкой кожей. Совсем не страшное.
Она сидела, охватив себя за плечи маленькими пальцами, качалась из стороны в сторону, смотрела на него и, как был уверен поначалу Илидор, принимала его за кого-то иного. Но потом Тай Сум заговорила снова:
— Ты-дракон наслал мне хворь. Чего пришёл ты-человек? Радоваться?
— Хочу забрать свои чертежи.
Илидор подошёл, сел на коврик напротив Тай Сум. Возвышаться над ней было глупо, да впрочем, Илидор и сидя возвышался. Как все круглолицые люди с чёрными-чёрными глазами, она была невелика ростом. Сейчас, вблизи, Илидор видел, какие маленькие у неё ладони, какое хрупкое тело, и недоумевал: как могла эта крошечная женщина держать в стальном кулаке целый цирк? Почему её боялись?
Может быть, из-за пророчеств?
— Чер-те-жи, — проговорила она с трудом.
Смотрела на Илидора снизу вверх, изогнув шею, и на покрытом испариной желтоватом лице отражалась трудная работа мысли. Тай Сум словно силилась удержать эту мысль в голове, но та ускользала: у тела не было сил, чтобы держаться за мысли.
— Амриго принёс чертежи. Сказал, там костюм. Для жизни в море.
— Не совсем, — спокойно ответил Илидор.
Она трудно сглотнула. Он смотрел и ждал. Если Тай Сум думает, что дракона может обуять жалость к женщине, по велению которой калечили детей, то Тай Сум стоит передумать.