Драконье пламя
Шрифт:
Эрика хотела жить и совсем не хотела рисковать, полагаясь на милость преподавателей, которые ни к кому не проявляли жалости. Она не хотела, чтобы ее убили только из-за того, что ее дар оказался ущербным и не проявил себя так, как у всех. Эрика, может, и была трусихой, но и умирать не собиралась.
Она была готова скрывать правду, чего бы ей это ни стоило. Раз никто из учителей до сих пор не заметил, что у нее был дар, значит, она и дальше смогла бы прятать его. К тому же особой пользы от него не было — иначе бы ее не перевели на другой факультет. Нужно было срочно учиться делать зачарованные на покров амулеты самостоятельно и надеяться,
Эрика нервно сглотнула и сжала кулаки, уставившись на огонь в камине. Она не хотела рисковать жизнью, полагаясь на суд преподавателей, который нередко заканчивался не в пользу учеников. Она была готова сделать все возможное, чтобы убедиться, что никто и никогда не распознает в ней мага. Эрика училась, чтобы стать травницей, и таковой останется ради своего же блага. Она не позволит своему ущербному дару снова сломать ее жизнь.
Маркус вернулся в свой кабинет только час спустя, когда убедился, что мальчишка ясно понял, что приближаться к Нюберг отныне ему запрещено. Если он рискнет сделать хоть один шаг в ее сторону, бросит хоть один взгляд, Маркус его убьет. Сейчас подлец валялся полутрупом в лазарете, где проведет не меньше месяца, если им не займется лично декан лекарей. Хотя, узнав, за что он был наказан, старик тоже не был в восторге.
Отворив дверь, Маркус замер в проеме, не в силах сдержать улыбку. Эрика спала на диване, свернувшись клубочком и подтянув колени к груди. Казалось, что ей было холодно, хотя она лежала на самом близком к камину краю.
Маркус подошел к ней, по дороге подхватив плед, лежащий у спинки второго дивана. Осторожно накинув его на девушку, он сел рядом.
Святое пламя, какой хрупкой она была! Его ладони без труда могли бы обхватить ее в талии, но при этом у нее были соблазнительные изгибы, которые одежда совершенно не скрывала. За четыре года в стенах Академии, Эрика стала удивительно женственной. Хотя, глядя на ее лицо, невозможно было сказать, что ей уже исполнилось двадцать. Казалось, она практически не изменилась с момента, как он впервые увидел ее, только вытянулась в росте.
Волнистые волосы цвета обсидиана разметались по дивану. Пушистые черные ресницы подрагивали. Пухлые губы приоткрылись, и сладкое дыхание с ароматом карамели и персика взбудоражило кровь.
Маркус прикрыл глаза, стараясь задавить пламя, поднимающееся к горлу. Он не мог влюбиться в нее. Она была человеком.
Не мог… но влюбился.
Все его существо требовало от него быть рядом с ней, следить, чтобы ничего не произошло. Изо дня в день Маркус заставлял себя прийти уже в чувства и перестать вздыхать по человечке, но не мог. Раз за разом он обнаруживал себя там же, где была эта девушка. Раз за разом, он смаковал ее аромат на языке, мечтая снова коснуться этих мягких губ.
Вчера ему улыбнулась удача, когда Эрика буквально упала в его руки. То, как лихорадочно колотилось сердце в ее груди, только подстегивало его собственное, заставляя кровь кипеть. Ее целомудренно краснеющие щеки, судорожное дыхание и ларимаровые глаза, которые смотрели на него без выражения извечного ужаса, но с желанием и восхищением, притягивали его еще больше.
Проклятье! Он мог потерять ее сегодня. Если бы он не решил вернуться в кабинет за забытым свитком и не почуял ее аромат в коридоре…
Эрика всхлипнула и резко села на диване, сбрасывая плед. Ее глаза сонно моргнули, и она развернулась
— Профессор, — едва слышно просипела она, овевая его сладким ароматом карамели и персика.
— Мое имя Маркус, Эрика, — проурчал он, больше не в силах сдерживать себя.
Маркус наклонился к ней, замирая в нескольких сантиметрах от ее лица. Он хотел ее, но никогда не стал бы давить. Он предоставлял ей сделать выбор самой. Маркус молил ветер и пламя, чтобы она выбрала его.
Ее прекрасные ларимаровые глаза распахнулись в изумлении. Пламя из камина отразилось в них, заставив белые прожилки засветиться еще ярче. Эрика всхлипнула и подалась ему навстречу, совершенно не возражая.
Пламя заклокотало у самого горла, но остановиться Маркус уже не смог. Она доверяла ему, была готова вверить себя в его руки. Эрика была его.
Маркус поцеловал мягкие губы, которые мгновенно раскрылись, отвечая на его страсть. Его язык коснулся ее, и тихий стон вырвался из ее груди. Ее губы ласкали его с не меньшим желанием.
Он осторожно уложил девушку на диван. Эрика вцепилась пальцами в его камзол, но не оттолкнула. Она не боялась. Этот приторный привкус исчез из ее чистого аромата, который сейчас был полон страсти и желания, воспламеняя его кровь, лишая рассудка и контроля.
Пламя устремилось навстречу откликающейся на его ласки девушке, но она не отстранилась. Сладостный стон сорвался с ее губ, когда Эрика выгнулась, чтобы вдохнуть воздух. Ее тело было таким горячим, таким отзывчивым.
Маркус осторожно приподнялся на локтях, любуясь ею. Ее глаза цвета ларимара, обрамленные густыми черными ресницами, доверчиво смотрели на него. С припухших от его поцелуя губ срывалось судорожное дыхание. Ее грудь часто вздымалась, и где-то там лихорадочно стучало сердце.
Эрика потянулась ладонью к нему и очень осторожно коснулась его губ кончиками ледяных пальцев. Маркус замер, боясь спугнуть ее ненужным сейчас вопросом.
— Ваша магия больше не обжигает, про…
— Маркус, — он поймал ее ладонь в свои пальцы и нежно поцеловал. — Я не причиню тебе вреда, Эрика.
— Я вам верю, — тихо прошептала она и наклонилась к нему, робко целуя.
Маркус оценил, чего ей стоил этот поступок, и притянул ее в свои объятия. Ее лихорадочное сердцебиение слилось в унисон с его собственным, и он перестал сдерживать себя, идя на поводу у их общей страсти, их общего желания. Пальцы развязали бант и вытянули корсетную ленту.
* Настоящее *
Эрика наматывала уже сотый круг вокруг котелка, в котором медленно кипела вонючая мазь. Взгляд то и дело метался от темной жидкости к столу, где лежал забытый этим утром в лесу мешок. Сейчас он под самый верх был набит лепестками и семенами лунного ириса.
Улыбка невольно растянула губы, еще сильнее зля. Ее не должно было волновать то, что Маркус насобирал цветы для нее и передал мешок с солдатом. Ее не должно было волновать, что он потратил на это несколько часов, ведь лепестки лунного ириса были чрезвычайно хрупкими. Ее не должно было волновать, что ему было не все равно. И тем не менее сердце волнительно трепетало при мысли, что Маркус хотел вернуть ее, и справиться с этим Эрика больше не могла.