Драконы Обыкновенной фермы
Шрифт:
— Да, она действительно может пить чай, — сказала Сара, плотно поджав губы, на лице ее даже выступил румянец — так она переживала, только Люсинда никак не могла понять из-за чего. — Со своим маленьким другом.
— С Колином? — спросила Люсинда.
— Как бы он хотел, чтобы так и было, — сказала Сара, фыркнув. — Если бы она хоть вполовину относилась так же внимательно к своему сыну, растущему без отца, как она относится к этому животному, мальчик не вырос бы таким озорником…
Пема громко вздохнула. Даже высокая Азинза распрямилась и стала еще выше, как будто Сара произнесла что-то опасное.
— Зря ты
Казалось, ледяная рука перехватила Люсинде горло.
— Животное? Вы о чем?
— Эта… тварь, — изрекла обычно такая добродушная Сара, не обращая внимания на предостерегающие знаки Азинзы, и скрестила руки на груди. — Нет, я не стану молчать. Я добрая христианка, и мне все равно, что она со мной сделает. Она говорит с этой тварью, будто это ее домашнее животное, разве это по-божески? Сидит и разговаривает, а эта тварь, я готова поклясться, слушает.
Пема положила миниатюрную ладошку поверх широкой руки возмущенной немки.
— Пожалуйста, мисс Сара. Не говорите больше. Азинза права — глупо плохо говорить про…
— Ведьму? — нахмурилась Сара. — Да, я это сказала. Разве у этих детей нет права знать? Она разговаривает с черной белкой, а та стрекочет ей в ответ, на виду у всех! И только наш пресвятой Боже знает, что она сделала с мистером Гидеоном, почему он вдруг стал так глуп… так… так…
Совершенно неожиданно Сара расплакалась, и Люсинда в ужасе выбежала из кухни.
Тайлер был прав! Люсинда едва переводила дух. Ведьма! Миссис Нидл — настоящая ведьма!
Она выбежала во двор, ничего не видя в темноте после ярко освещенной кухни. При мысли о том, что Тайлер сейчас один и никто не спасет его от всевидящего ока магических сил, ей стало плохо. Спотыкаясь на каждом шагу, она кое-как добралась до открытого пространства, умоляя луну поскорее выйти из-за туч. Сначала ей показалось, что впереди уже видны очертания внушительного здания хранилища, но вдруг она разглядела чей-то движущийся силуэт, освещенный едва заметным светом луны. Тайлер? Она хотела позвать его, но испугалась — вдруг кто-нибудь услышит? Ферма, которая еще недавно казалась вполне безопасной при всей своей странности, теперь представала перед ней средоточием жутких обитателей.
Если это был Тайлер, то он двигался по направлению от дома — не к хранилищу, а к пастбищам и сараю рептилий. Может, он уже обыскал хранилище и теперь собирался поискать в других местах? Ведь он даже не подозревает, какая опасность ему угрожает! Люсинда чувствовала себя круглой идиоткой. Ее брат был тысячу раз прав. Она же, как всегда, хотела, чтобы все было в порядке, и закрывала глаза на дурные предзнаменования.
Люсинда вспомнила холодные, блестящие глаза миссис Нидл, ее бледную ладонь на своей руке и вздрогнула. Неужели это было на самом деле? Она помнила, как пила с этой женщиной чай, но совершенно не помнила, как та прикасалась к ней. Миссис Нидл никогда ни до кого не дотрагивалась — даже до своего сына. Но это воспоминание о холодной белой руке было таким сильным и болезненным, как воспоминание об ожоге.
Темная фигура впереди двигалась быстрее, чем она думала. Если это был Тайлер, то он бежал. Неужели что-то случилось? Надо во что бы то ни стало его предупредить, нельзя позволить ему бродить по ферме среди ночи. Слишком много народу сегодня разгуливает
Вдруг что-то насторожило ее. Может быть, шум? Нет, это было ощущение, какая-то далекая печаль, которая вползла в ее мысли, словно тихий вой призрака. От ужаса волосы у нее на голове зашевелились.
«Пропал».
«Исчез».
«Пропал».
Невыносимая печаль наотмашь ударила Люсинду, она резко остановилась, дрожа так, словно ледяной ветер выстудил ее изнутри. В голове неотступно звучал голос, говоривший об ужасной скорби и такой же ужасной, глубоко запрятанной ярости. Люсинда почувствовала, что не может больше вместить в себя столько скорби, что она вот-вот лопнет, как воздушный шарик, надутый слишком сильно.
Потом голос так же внезапно стих, но ощущение большого несчастья не проходило еще несколько мгновений. Щеки Люсинды похолодели. Она прикоснулась к ним пальцами и обнаружила, что они мокры от слез.
Да что же здесь происходит? Неужели это шутки того призрака, которого она видела в зеркале? Что еще могло внушить ей такое чувство? Может, вся эта ферма переполнена нечистью?
Пока Люсинда приходила в себя, темная фигура впереди почти скрылась из виду. Преодолевая страх, девочка выступила из спасительной тени зданий и в бледном свете луны, пробивавшемся из-за облаков, стала догонять ее.
Тот, кого она преследовала, уже давно исчез, а Люсинда все бежала через темный лес на дальнем конце пастбищ у самого подножия холмов, обозначавших границы фермы. Лунный свет, казалось, стал еще слабее, и после бесчисленных петляний среди ночных деревьев она уже не могла сказать точно, в какой стороне дом. Она даже заплакала потихоньку, чувствуя себя совершенно измотанной, и хотела уже сесть на землю и ждать, пока утром ее кто-нибудь найдет, как вдруг увидела на холме вспышку света.
Может, это Тайлер со своим фонариком? Нет, на свет фонарика это было не похоже. Скорее на неровный, мерцающий свет костра. Наверное, это пастухи Кива, Джег и Хока, они любили посидеть возле костра далеко за полночь, распевая свои печальные гортанные песни, похожие на гитарный перебор. Неужели она забрела в такую даль? Но даже в темноте она не могла так заблудиться. К тому же грубый голос, который она теперь отчетливо слышала, явно не принадлежал ни одному из трех амигос.
Люсинда подошла ближе, страх и надежда боролись в ее душе. Она уже видела, как пляшут языки огня на легком ночном ветерке, но поющего нигде не было. На опушке леса, перед самой поляной, она остановилась, напуганная грубой печалью мелодии, похожей на вой одинокого волка.
На земле, у самых ее ног, что-то лежало. Она наклонилась и подняла совсем маленький, похожий на детский ботинок, еще хранивший тепло чьей-то ноги. Словно во сне, Люсинда сунула в него руку и тут же отдернула, как будто ее ударило током. Ботинок весь был набит резаной бумагой, которая зашуршала под ее пальцами.
И вдруг что-то прижало ее руки к бокам с силой анаконды. Огромная ладонь легла на ее рот.
Люсинда хотела закричать, но смогла издать лишь приглушенный стон. И тогда ее подняли с земли, несмотря на отчаянное сопротивление. Она яростно брыкалась, била каблуками по ногам похитителя, но толку от этого было не больше, чем от ударов в ствол дуба.