Драконья оспа
Шрифт:
Подготовка к предстоящей процедуре была серьёзная. Уже которую неделю они с Юркой как штыки оказывались среди этих стен, внутри которых знающие люди проводили разные манипуляции.
В этот раз всё не ограничится вкалывание инфекции и отпусканием на все четыре стороны — чтоб нагулять иммунитет. Процесс будет проходить в клинических условиях и под наблюдением штата специалистов. Что, если честно, пугало…
Оля невовремя припомнила, что профессор Доуэль тоже пересаживал головы своим собакам, пока они лежали рядом на операционном столе. И дёрнулась, когда ей в позвоночник воткнули что-то
Ей показалось, или с другой стороны стенки тоже стукнули?
Ладно, у Доуэля всё вроде бы получалось…
Медицинская кушетка начала казаться чем-то почти удобным. Разве что собственное тело ощущалось вместилищем для всяких лекарств.
***
Чего она хотела, раз звонила аж в три часа ночи? Или во сколько там?
Кирилл в очередной раз отмотал журнал вызовов на три дня назад и уставился в Ленкин вызов.
Сигнала тогда не было — он точно помнил, потому что в это время как раз лез Соне (или как её звали?) под блузку. И дверь в Игореву комнату, откуда играл даб-степ, была плотно прикрыта. Значит, не услышать — не вариант. Значит, набрала и сбросила. Но чего хотела-то? Не спокойной же ночи пожелать.
Кирилл злился. И на Соню с её кружавчиками, и на Ленку. Которая опять не ответила на вызов. И для ментальной связи тоже оказалась недоступной. А чего тогда было?..
Она вроде говорила, что ментальная защита встаёт у неё сама. Но телефон-то вызовов сам не делает…
Смартфон чуть не выскользнул у Кирилла из рук.
Если Ленка прочитала где-то дурацкую статью на тему: «как его заинтересовать и заставить думать о себе», то у неё это явно получилось. Хотя это совершенно и не в Ленином стиле. Да и какой дурак поведётся на простой пропущенный вызов?
Дурак влюблённый, вот какой.
Кирилл в очередной раз скрипнул зубами. Он собирался в очередной раз нажать на вызов, но в процессе неоконченного падения журнал отлистнулся дальше. И на экране высветился другой контакт.
«Оля Д.»
Может, она в курсе? Хотя с ней вроде и нельзя связываться. Во всех, конечно смыслах — взяла и на ровном месте замутила спасательную операцию, припахав к ней всех и вся. Хитропопая.
Ладно, в любом случае лучше выяснить, что там у неё происходит. И трахнула ли она того мелкого. Так, чисто из любопытства.
А для этого связываться по стандартным каналам с ней не обязательно.
***
Вот и настал последний день их подготовительных медицинских экспериментов. Завтра — эксперимент главный. И Оля чувствовала себя преувеличенно-бодро, как тридцать первого августа перед самым первым курсом университета или накануне первого выхода на настоящую работу.
Грядёт. Нечто. Важное.
Наверное, психика по-своему реагировала на ожидание, потому что последние дни Оле снились полные психодела сны — то она королева огурцов, то Дима с двумя головами рассказывает ей что-то о теории струн. И что она их даже (во сне) понимает. Вот что значит одна голова хорошо, а две — лучше.
Сегодня им с Юркой по результатам обследований сообщили, что всё в порядке и противопоказаний к процедуре нет. И это уже небольшая радость — несмотря на все риски, недопуск стал бы одним сплошным обломом. Но вместе с допуском свалилось
— А ты не собираешься советоваться с остальными? — спросил Юрка, когда под уже ставшим ласковым вечерним солнцем они шли домой.
— Нам же нельзя контактировать друг с другом, — притворно отмахнулась Оля. — Забыл?
И это следовало понимать как «без них разберёмся». Что Юрке очень понравилось.
Чем ближе оказывался дом, тем минорнее и торжественнее становилось всё вокруг. Просто неизмеримо наваливалась грядущая неизбежность. Поэтому в вечерней мягкой тишине вести себя хотелось ещё тише. Кажется, даже за ужином лишний раз вилка не стучала о тарелку. А голоса без сознательного усилия звучали тихо и предупредительно.
Наверное, нужно было говорить о чём-то важном. Может, даже сказать что-то главное. Но препятствовал суеверный страх: ведь если даже иносказательно попрощаться, то вдруг это прощание останется последним, что между ними было?
Даже тень подобной мысли собирала неприятные мурашки на затылке, так что хотелось побыстрее от неё избавиться. Любыми способами: обсуждениями рецептуры растворимой картошки, погодными прогнозами или торопливой речи новостного диктора в телевизоре. Хотелось обращать внимание на любую деталь, любую мелочь. Потому что мелочи всегда отвлекают от главного.
И только в повисшей тишине, скраденной рекламным роликом, содержания которого ни Оля, ни Юрка и примерно не могли припомнить, парень всё-таки поднял серьёзные светлые глаза.
— Если ты откажешься, то я пойму, — вроде бы прозвучало спокойно, но Олю всё равно резануло по сердцу. Поэтому ответить она постаралась иронично:
— С ума сошёл? А как же деньги, богатство и слава?
Получилось скорее жалко, так что улыбнулся Юрка с неприкрытым сочувствием. Тогда Оля продолжила серьёзно:
— Но если ты решишь сбежать, то я тебя всё найду, свяжу и всё равно вылечу.
Вот тут Юркина улыбка криво изогнула лицо, и даже левая бровь дёрнулась к виску:
— У тебя какая-то фиксация на желании меня обездвижить, — он явно намекал на тот момент, когда Оля со спины подталкивала его к стеклянным дверям той поликлиники. Как же это было давно…
— Это просто твои тайные желания прорываются наружу, — хмыкнула в ответ Оля, не хуже парня разбирающаяся в диванной психологии.
Юрка, подыграв, многозначительно пожал плечами. И снова повисла тягучая, но уже более мягкая тишина. Даже, можно сказать, приятная.
— Я помою, — предупредила Оля по окончании ужина, подходя к раковине.
Посуды всё равно не много — пара чашек, ложки и мелкие тарелки, пластиковые баночки уже отправились в мусорку.
Монотонное течение воды гладко объяло толстые стенки Юркиной чашки, пока Оля с губкой вертела её в руках. Когда почувствовала на талии змейку щекотки — это Юркины руки, выскальзывая со спины, обвивают её. А потом подбородок утыкается в плечо. Юрка замирает. Оля чувствует его дыхание и ей хоть и не видно, но кажется, что его глаза закрыты. Подрагивают светлыми ресницами за тонкими, с лёгким рисунком вен веками. Сердце Оля сжалось. И мокрые ладони нащупали и легли поверх его рук. Вода продолжила шуметь.