Драмы. Стихотворения

Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф

1781

Дурные монархи

Перевод Л. Гинсбурга

[259]

Да прославит лира, что, бывало, Лишь красу Венеры восхваляла, Вас, монархов, вас, земных богов! Мой напев, смущенный шумом бурным, В робости пред облачением пурпурным Задрожать готов. Говорите! Взять ли мне цевницу В час, когда, взойдя на колесницу, На толпу взирает властелин? Иль иное должен воспевать я, Как король меняет панцирь на объятья Обнаженных фрин? Может, в раззолоченном чертоге Смелый гимн сложить я должен, боги, Как во мгле мистических теней Скука наряжается в беспечность, Преступленья пожирают человечность До последних дней? Или ваши сны я славить стану? Червь желаний гложет неустанно Души обладателей корон. Лишь к рабу, что у дверей палаты Злато стережет, не алча блеска злата, Сходит чистый сон. Муза, покажи, как за стенами Короли с галерными рабами На одном и том же ложе спят. Там, где жадный взор ласкает мавра, Театральные смолкают минотавры, Тигры не хрипят. Встань! Ключом таинственным Гекаты Отвори подземные палаты! Крылья бьют над головой моей. Там, где смерть глухая завывает, Дикий ветер страха кудри развевает, Я пою князей! Здесь ли тихий берег? В эти ль гроты Пристают желаний ваших флоты? Ведь поток поистине велик! Нет! И здесь вам не найти покоя! В цепи ночь зловещей, черною рукою Закует владык! Мрачно блещут на гробах свинцовых Скипетры в каменьях бирюзовых. Как роскошно разукрашен тлен! Только златом не прикроешь смрада: Лишь одним червям прожорливым награда Те, кто мир взял в плен! Гордые цветы в столь жалкой яме!.. Видишь, как с увядшими князьями Шутит смерть бесстыжая сейчас! Каково, лишившись

всех сокровищ, Оказаться в лапах мерзостных чудовищ? Иль ваш гнев угас?! Что ж вы спите, что ж вы не стряхнете Тяжкий сон? Когда конец дремоте? Гром победы загремел вдали! Славою овеяны знамена, И толпа вам рукоплещет исступленно. Встаньте ж, короли! Или вы не слышите, о сони?! Лают псы, и в рощу рвутся кони. На охоту вас зовет труба. Хорошо, предчувствуя победу, Через лес скакать за кабаном по следу! Бросьте же гроба! Как! И вы молчите? Непонятно! Передразнит эхо семикратно Шепот камер-юнкера тотчас: «Государь! Примите благосклонно Тайные ключи! Покорнейше мадонна В спальню просит вас». Нет ответа! О, спадут ли шоры С королевских глаз! Прочтут ли взоры Слугами придуманный обман? Даже здесь надеетесь вы глухо, Что весь мир судьба, слепая потаскуха, Сунет в ваш карман! Чванитесь, трещите, куклы божьи, На паяцев оперных похожи, Дьявольский вам рукоплещет сброд. Но на небе ангелы в печали Горе-музыкантов громко освистали С неземных высот. Даже в ту священную обитель, Где живет всевышний повелитель, Вы готовы бросить змей клубок. Но, добро и справедливость сея, Навсегда срывает маску с фарисея Вездесущий бог! Так чеканьте ж на металле лживом Профиль свой в сиянье горделивом, Медь рядите в золотой наряд! Алчный ростовщик спешит к вам с данью, Но бесплоден денег звон за тою гранью, Где весы гремят. Вас не скроют замки и серали, Если небо грянет: «Не пора ли Оплатить проценты? Суд идет!» Разве шутовское благородство От расчета за вчерашнее банкротство Вас тогда спасет? Прячьте же свой срам и злые страсти Под порфирой королевской власти, Но страшитесь голоса певца! Сквозь камзолы, сквозь стальные латы — Все равно! — пробьет, пронзит стрела расплаты Хладные сердца!

259

Дурные монархи. — В десятилетие, предшествовавшее Французской революции, тема поэтического суда над монархами была очень популярна как во французской, так и в немецкой литературе. В Германии предшественником Шиллера был выдающийся поэт Клопшток, но сильнее воздействовал на Шиллера Даниель Шубарт, поэт и публицист, автор прогремевшего в немецких землях стихотворения «Могила князей» — непосредственного образца тираноборческой оды юного Шиллера.

1781

Мужицкая серенада

Перевод Л. Гинсбурга

Слышишь? Выгляни в окно! Средь дождя и мрака Я торчу давным-давно, Мерзну, как собака. Ну и дождь! Потоп кругом! Барабанит в небе гром. Спрятаться куда бы? До чего же ливень зол! Мокнут шляпа и камзол Из-за вздорной бабы. Дождь и гром. В глазах черно. Слышишь? Выгляни в окно! К черту! Выгляни в окно! Холод сводит скулы. Месяц спрятался. Темно. И фонарь задуло. Слышишь? Если, на беду, Я в канаву упаду — Захлебнуться можно. Темнота черней чернил. Дьявол, знать, тебя учил Поступать безбожно! Дождь и гром. В глазах черно. Баба, выгляни в окно! Дура, выгляни в окно! Ах, тебе не жалко? Я молил, я плакал, но — Здесь вернее палка. Иль я попросту дурак, Чтоб всю ночь срамиться так Перед целым светом? Ноют руки, стынет кровь, — Распроклятая любовь Виновата в этом! Дождь и гром. В глазах черно. Стерва, выгляни в окно! Тьфу ты, черт! Дождусь ли дня?.. Только что́ со мною? Эта ведьма на меня Вылила помои! Сколько я истратил сил, Холод, голод, дождь сносил Ради той чертовки! Дьявол в юбке!.. Хватит петь! Не намерен я терпеть Подлые издевки. Дождь и ветер! Шут с тобой! Баста! Я пошел домой!

1781

К радости

Перевод И. Миримского

[260]

Радость, пламя неземное, Райский дух, слетевший к нам, Опьяненные тобою, Мы вошли в твой светлый храм. Ты сближаешь без усилья Всех разрозненных враждой, Там, где ты раскинешь крылья, Люди — братья меж собой.

Хор

260

К радости. — Одно из известнейших стихотворений Шиллера. По словам самого поэта, ода «К радости» «удостоилась чести сделаться как бы народным стихотворением». Бетховен написал на слова оды последнюю часть своей Девятой симфонии, где в монументальной музыкальной форме выразил вдохновлявший поэта пафос свободы, равенства и братства.

Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной! Там, над звездною страной, — Бог, в любовь пресуществленный. Кто сберег в житейской вьюге Дружбу друга своего, Верен был своей подруге, — Влейся в наше торжество! Кто презрел в земной юдоли Теплоту душевных уз, Тот в слезах, по доброй воле. Пусть покинет наш союз!

Хор

Все, что в мире обитает, Вечной дружбе присягай! Путь ее в надзвездный край, Где Неведомый, витает. Мать-природа все живое Соком радости поит, Всем дает своей рукою Долю счастья без обид. Нам лозу и взор любимой, Друга верного в бою, Видеть бога херувиму, Сладострастие червю.

Хор

Ниц простерлись вы в смиренье? Мир! Ты видишь божество? Выше звезд ищи его; В небесах его селенья. Радость двигает колеса Вечных мировых часов. Свет рождает из хаоса, Плод рождает из цветов. С мировым круговоротом Состязаясь в быстроте, Видит солнца в звездочетам Недоступной высоте.

Хор

Как светила по орбите, Как герой на смертный бой, Братья, в путь идите свой, Смело, с радостью идите! С ней мудрец читает сферы, Пишет правды письмена, На крутых высотах веры Страстотерпца ждет она. Там парят ее знамена Средь сияющих светил, Здесь стоит она склоненной У разверзшихся могил.

Хор

Выше огненных созвездий, Братья, есть блаженный мир, Претерпи, кто слаб и сир, — Там награда и возмездье! Не нужны богам рыданья! Будем равны им в одном: К общей чаше ликованья Всех скорбящих созовем. Прочь и распри и угрозы! Не считай врагу обид! Пусть его не душат слезы И печаль не тяготит.

Хор

В пламя, книга долговая! Мир и радость — путь из тьмы. Братья, как судили мы, Судит бог в надзвездном крае. Радость льется по бокалам, Золотая кровь лозы, Дарит кротость каннибалам, Робким силу в час грозы. Братья, встаньте, — пусть, играя, Брызжет пена выше звезд! Выше, чаша круговая! Духу света этот тост!

Хор

Вознесем ему хваленья С хором ангелов и звезд. Духу света этот тост! Ввысь, в надзвездные селенья! Стойкость в муке нестерпимой, Помощь тем, кто угнетен, Сила клятвы нерушимой — Вот священный наш закон! Гордость пред лицом тирана (Пусть то жизни стоит нам), Смерть служителям обмана, Слава праведным делам!

Хор

Братья, в тесный круг сомкнитесь И над чашею с вином Слово соблюдать во всем Звездным судией клянитесь!

1785

Боги Греции

Перевод М. Лозинского

[261]

В дни, когда вы светлый мир учили Безмятежной поступи весны, Над блаженным племенем царили Властелины сказочной страны,— Ах, счастливой верою владея, Жизнь была совсем, совсем иной В дни, когда цветами, Киферея [262] , Храм увенчивали твой! В дни, когда покров воображенья Вдохновенно правду облекал, Жизнь струилась полнотой творенья, И бездушный камень ощущал. Благородней этот мир казался, И любовь к нему была жива; Вещим взорам всюду открывался След священный божества. Где теперь, как нас мудрец наставил, Мертвый шар в пространстве раскален, Там в тиши величественной правил Колесницей светлой Аполлон. Здесь, на высях, жили ореады [263] , Этот лес был сенью для дриад [264] , Там из урны молодой наяды [265] Бил сребристый водопад. Этот лавр [266] был нимфою молящей, В той скале дочь Тантала [267] молчит, Филомела [268] плачет в темной чаще, Стон Сиринги [269] в тростнике звучит; Этот ключ унес слезу Деметры [270] К Персефоне, у подземных рек; Зов Киприды [271] мчали эти ветры Вслед

отшедшему навек. В те года сынов Девкалиона [272] Из богов не презирал никто; К дщерям Пирры с высей Геликона Пастухом спускался сын Лето́ [273] . И богов, и смертных, и героев Нежной связью Эрос обвивал, Он богов, и смертных, и героев К аматунтской жертве [274] звал. Не печаль учила вас молиться, Хмурый подвиг был не нужен вам; Все сердца могли блаженно биться, И блаженный был сродни богам. Было все лишь красотою свято, Не стыдился радостей никто Там, где пела нежная Эрато [275] , Там, где правила Пейто́ [276] . Как дворцы, смеялись ваши храмы; На истмийских [277] пышных торжествах В вашу честь курились фимиамы, Колесницы подымали прах. Стройной пляской, легкой и живою, Оплеталось пламя алтарей; Вы венчали свежею листвою Благовонный лен кудрей. Тирсоносцев [278] радостные клики И пантер великолепный мех Возвещали шествие владыки: Пьяный Фавн опережает всех; Перед Вакхом буйствуют менады [279] , Прославляя плясками вино; Смуглый чашник льет волну отрады Всем, в чьем кубке сухо дно. Охранял предсмертное страданье Не костяк ужасный. С губ снимал Поцелуй последнее дыханье, Тихий гений факел опускал. Даже в глуби Орка неизбежной Строгий суд внук женщины творил, И фракиец [280] жалобою нежной Слух Эриний покорил. В Елисейских рощах ожидала Сонмы теней радость прежних дней; Там любовь любимого встречала, И возничий обретал коней; Лин [281] , как встарь, былую песнь заводит, Алкестиду к сердцу жмет Адмет [282] , Вновь Орест [283] товарища находит [284] , Лук и стрелы — Филоктет [285] . Выспренней награды ждал воитель На пройденном доблестно пути, Славных дел торжественный свершитель В круг блаженных смело мог войти. Перед тем, кто смерть одолевает, Преклонялся тихий сонм богов; Пусть пловцам с Олимпа озаряет Луч бессмертных близнецов [286] . Где ты, светлый мир? Вернись, воскресни, Дня земного ласковый расцвет! Только в небывалом царстве песни Жив еще твой баснословный след. Вымерли печальные равнины, Божество не явится очам; Ах, от знойно-жизненной картины Только тень осталась нам. Все цветы исчезли, облетая В жутком вихре северных ветров; Одного из всех обогащая, [287] Должен был погибнуть мир богов. Я ищу печально в тверди звездной: Там тебя, Селена [288] , больше нет; Я зову в лесах, над водной бездной: Пуст и гулок их ответ! Безучастно радость расточая, Не гордясь величием своим, К духу, в ней живущему, глухая, Не счастлива счастием моим, К своему поэту равнодушна, Бег минут, как маятник, деля, Лишь закону тяжести послушна, Обезбожена земля. Чтобы завтра сызнова родиться, Белый саван ткет себе она, Все на той же прялке будет виться За луною новая луна. В царство сказок возвратились боги, Покидая мир, который сам, Возмужав, уже без их подмоги Может плыть по небесам. Да, ушли, и все, что вдохновенно, Что прекрасно, унесли с собой, — Все цветы, всю полноту вселенной, — Нам оставив только звук пустой. Высей Пинда [289] , их блаженных сеней, Не зальет времен водоворот: Что бессмертно в мире песнопений, В смертном мире не живет.

261

Боги Греции. — Против «нехристианского» духа этого стихотворения тотчас же выступили некоторые современные литераторы, и среди них граф Фридрих Леопольд Штольберг, который из реакционного протеста против идеологии Просвещения перешел в католичество. В своей рецензии Штольберг писал, что он предпочел бы быть предметом всеобщего осмеяния, чем написать такое стихотворение, хотя бы оно принесло ему славу Гомера. Здесь печатается окончательная шиллеровская редакция, несколько смягченная и более сжатая. В ней отсутствуют, например, выпады против «варвара на кресте», но эстетическое любование светлым, жизнерадостным мироощущением древних греков, противопоставляемым хмурому мистицизму христиан, выражено с большей художественной силой, чем в растянутой и однообразной первой редакции.

262

Киферея (греч. миф.) — один из «географических» эпитетов богини любви Афродиты — по имени острова Киферы, одного из центров культа богини; так, ниже — Киприда, по острову Кипр.

263

Ореады — нимфы гор.

264

Дриады — нимфы лесов, деревьев.

265

Наяды — нимфы источников, ручьев: полубожественные существа в образе девушек.

266

Лавр — преследуемая Аполлоном Дафна, дочь речного бога Пенея, была превращена в лавровый куст.

267

Дочь Тантала — Ниоба; она окаменела от горя, когда Аполлон и Артемида из мести умертвили ее детей.

268

Филомела — афинская царевна, преследуемая фракийским царем Тереем, обратилась в соловья, а ее сестра Прокна — в ласточку.

269

Сиринга — тростниковая свирель древнегреческих пастухов, изобретение которой приписывалось богу пастбищ Пану.

270

Деметра — древнегреческая богиня плодородия, растительного царства; Персефона — ее дочь.

271

Зов Киприды — плач ее о прекрасном Адонисе.

272

Девкалион — сын Прометея, ставший после потопа родоначальником нового поколения людей: из камней, которые он бросал за спину, произошли мужчины, а из тех, которые бросала его жена Пирра, — женщины.

273

Сын Лето — Аполлон.

274

Амафунтская жертва — жертва Афродите (по городу Амафунт на острове Кипр).

275

Эрато — муза лирической поэзии и мимического искусства.

276

Пейто — иногда это прозвище Афродиты или же сестры Аполлона, богини лесов и охоты — Артемиды.

277

Истмийский — см. ниже, прим. к «Ивиковым журавлям». (прим 302 — верстальщик).

278

Тирсоносцы — спутники Диониса — фавны, имевшие увитые плющом и виноградными листьями жезлы — тирсы.

279

Менады — спутницы бога вина Диониса.

280

Фракиец — Орфей, покорявший землю и подземное царство игрой на лире и пением.

281

Лин — юноша-певец.

282

Адмет — мифический царь, которому богини судьбы обещали освобождение от смертной участи, если за него согласится умереть кто-либо из близких; родители отказались, но жена его, Алкестида, добровольно умерла за него, и тронутые этим подвигом боги освободили Алкестиду из подземного царства и вернули ее Адмету.

283

Орест — сын царя Агамемнона.

284

…товарища находит… — Пилада.

285

Филоктет — участник легендарной осады Трои, получивший от Геракла лук и стрелы, без которых Троя не могла быть взята.

286

Бессмертные близнецы — сыновья Зевса и Леды Кастор и Полидевк (диоскуры), считавшиеся покровителями моряков.

287

Одного из всех обогащая — о христианском боге, вытеснившем многообразный мир античных богов.

288

Селена — богиня луны.

289

Выси Пинда — к ним относится и Геликон, священная гора Аполлона (подразумевается — поэзия).

1788

Власть песнопения

Перевод И. Миримского

[290]

Вот, грохоча по кручам горным, Потоки ливня пролились, Дубы выламывая с корнем И скалы скатывая вниз. И, страхом сладостным объятый, Внимает путник шуму вод. Он слышит громкие раскаты. Но где исток их — не поймет. Так льются волны песнопенья, Но тайной скрыто их рожденье. Кто из покорных вещим девам [291] , Что тянут жизни нить в тиши, К волшебным не склонял напевам Певцом разбуженной души? Одной лишь силой вдохновенья Он, как божественным жезлом, Свергает в адские селенья, Возносит к небу с торжеством, Сердцами чуткими играя Меж скорбью и блаженством рая. Как в мир ликующих нежданно, Виденьем страшным, на порог Стопою тяжкой великана Необоримый всходит рок, И вмиг смолкают гул и крики Под грозным взором пришлеца, И ниц склоняются владыки, И маски падают с лица, И перед правдой непреложной Бледнеет мир пустой и ложный, — Так человек: едва лишь слуха Коснется песни властный зов, Он воспаряет в царство духа, Вседневных отрешась оков. Там, вечным божествам подобный, Земных не знает он забот. И рок ему не страшен злобный, И власть земная не гнетет, И расправляются морщины — Следы раздумий и кручины. Как сын, изведав боль разлуки И совершив обратный путь, В слезах протягивает руки, Чтоб к сердцу матери прильнуть, — Так странник, песнею ведомый, Спешит, покинув чуждый свет, Под тихий кров родного дома, К отрадам юношеских лет, От леденящих правил моды В объятья жаркие природы.

290

Власть песнопения. — Шиллер в письме к своему другу Готфриду Кернеру говорил, что идея этого стихотворения очень проста и заключается в том, что поэт благодаря поразительной и непреодолимой силе своего искусства «восстанавливает в человеке правду природы». В конце стихотворения выражена одна из любимых мыслей Шиллера, что правда искусства помогает человеку постигать неправду жизни.

291

Вещие девы — парки (рим. миф.), богини судьбы.