Dreamboat 1
Шрифт:
– Хорошо говорите, Пётр Петрович, заманчиво! Москва, как великолепно было бы вновь оказаться в родном городе, где все так знакомо и любимо... Только пугать зря принялись - всё ностальгическое настроение испортили.
– Не пугаю - предупреждаю.
– Всё зыбко, Пётр Петрович, расплывчато. Или - или. Кто верх в этой войне возьмёт - вилами на воде писано, большевики уверены в своей победе, мы в своей. Конкретики маловато, и никаких гарантий. Вы пытаетесь меня подкупить, прельстить высокой должностью и одновременно запугиваете. А должны убеждать, агитировать, заставлять изменить свое отношение к существующей власти, к существующему строю, причем сделать это так, чтобы я сам! свято уверовал в то, что Советская власть - самая лучшая и единственно правильная.
– Вы хотите, чтобы я повторял большевистские
– В Вашем исполнении это звучит дико и весьма глупо. Но как это прозвучит в устах большевика?
– Хорошо, - сказал Пётр Петрович весьма лукаво.
– А Вы смогли бы завербовать, например, самого себя? Только на обещании, на посулах?
– Разумеется! Видите ли, себя я знаю слишком хорошо, лучше всех на свете и знаю, за какие струны нужно дергать, чтобы искренне уверовать в большевистскую идею. Если также хорошо, как самого себя знать человека - возможно, завербовать совершенного любого.
Ладно, поживём - увидим. Возможно, большевики приведут более весомые аргументы, способствующие качественной вербовке. Как бы то ни было, что бы ни случилось - от капитана Тимофеева будет зависеть: продолжаем ли мы операцию, или захватываем переговорщика и всех, кто окажется на месте событий. Отсюда вопрос: знает ли Тимофеев Троянова в лицо? По каким признакам определит весомость и значимость оппонента?
Марин бил именно в те места, которые и самому подполковнику казались весьма уязвимыми. Пётр Петрович досадливо вздохнул.
– Словесный портрет Троянова у нас имеется.
– А других? Придет, допустим, человек совершенно никчёмный, властью и полномочиями не обладающий, зато умеющий превосходно болтать языком, представится руководителем городского подполья, скажем, товарищем Алексеем, попробуйте проверить. А то, что мы его не знаем - так он тщательно законспирирован, потому и неизвестен никому.
– Предлагаете операцию не форсировать, отпустить переговорщика и ждать?
– Не хочу быть категоричным, Пётр Петрович. Давайте пофантазируем. Итак, операция прошла успешно, и мы захватили Троянова, либо уничтожили. В случае пленения - он будет молчать. В этом я уверен категорически. Пытки применять к подобному типу бесполезно, он будет держаться до последнего. В результате: мы будем иметь лишь мертвого Троянова, все остальные останутся на свободе. Конечно, мы лишим подпольщиков их флага, коим, безусловно, является товарищ Троянов, но и только. Возможно, его героический конец лишь подвигнет колеблющихся к более активным действиям.
Пётр Петрович Никольский укоризненно покачал головой.
– Вас послушать, Пётр Николаевич, так вообще бороться с большевистским подпольем дело вредное и бесперспективное.
– Бороться надо, Пётр Петрович, однако, я желал бы ликвидировать всё целиком, чем отщипывать по кусочку. Даже весьма аппетитному и сладкому.
– Здесь я с Вами совершенно солидарен, однако, это лишь сладкие мечты, приходится же исходить из суровой реальности.
– Понимаю, господин подполковник. Вы хотели спросить ещё что-то?
– Да! Посоветоваться по поводу технических вопросов. Первый, кого отрядить в наблюдение? Вы, как старый сыщик, должны в этом знать особый толк.
Марин картинно прижал ладонь правой руки к груди.
– Покорнейше благодарю за комплимент, Пётр Петрович. Мыслю же так: работать должны профессионалы, дилетантам в серьёзном деле не место!
– То есть?
– Вохминцев и его бригада. И только! Иван Савватеевич - профессионал, сработает великолепно, в любую щель просочится. Причём, весьма скрытно и незаметно. Любая помощь только повредит ему. Равных ему по умению у нас нет. Кого Вы сможете выставить, господ офицеров, ряженых пролетариями? Штатских в котелках и костюмчиках? Вся эта публика весьма комично будет смотреться где-нибудь в Дозоровке, и всю операцию сорвет мгновенно. Чтобы быть незаметными - нужны рабочие, которых у нас с Вами нет. Увы, Пётр Петрович!
– Что ж, согласен, - кивнул Никольский.
– Дальше.
– Захват предлагаю поручить казакам Зубатова. После боёв в Дозоровке у них свои счеты к чекистам должны иметься. А главное, они мобильны. Итак, предлагаю следующее: несколько групп рассаживаем в трактирах. В разных частях города. Казачки лошадей привязывают и, ни от кого не
Петру Петровичу оставалось лишь подивиться простоте и, в то же время, эффективности маринского замысла. И всё же он попробовал усомниться.
– Справятся ли зубатовские казаки?
– Честно говоря, не знаю, Пётр Петрович. Но для намеченных нами целей - они подходят более остальных, лучше не найдем. Солдаты сработают не в пример хуже. Разумеется, казаков следует отобрать самых надёжных и до последнего момента не сообщать о целях операции. Просто перестраховаться, дабы информация не утекла к подпольщикам.
– Что ж, пожалуй, так и поступим. Я рад, что не ошибся, обратившись к Вам за советом, Пётр Николаевич.
Глава
Лес начинался практически сразу за городом, густым частоколом тянулся вдоль берега реки Вори. Улица Прилесная, которую завзятые остряки, естественно, именовали Прелестной, плавно вытекала в лес, трансформируясь в широкую просторную тропу, по бокам которой через каждые версту-две попадались деревянные скамейки для отдыха, искусно сработанные неведомыми умельцами из очищенных от сучьев и веток жердей. Выглядели скамьи в сильной степени грубо и сурово, однако уставший путешественник, желающий передохнуть, перевести дух меньше всего задумывался об эстетике лесной мебели, напротив, находил ее весьма удобной и даже оригинальной. Невыносимо сладко пахло земляникой, росшей вдоль дороги в изрядном количестве, красные ягодки так и подмывали остановить коня, спешиться и, набрав полные ладони лесного лакомства, от души насладиться этим заманчивым десертом. Летнее солнце припекало, конь сладко фыркал и тряс гривой, двигаясь с мягкой поступью, птицы яростно голосили со всех сторон: потоки протяжных трелей, свистов, жалостливо-грустных переливов, серебристо-радостных чириканий и ласковых щебетаний создавали картину настолько идиллистическую, что игнорировать ее не было никакой возможности. Северианов ехал не спеша, в позе царственно-небрежной, откинувшись в седле, расслабившись и полностью отдавшись некоему романтическому настроению. Совершенно неожиданно в голову полезла совершеннейшая чушь, отвлекая штабс-капитана от мыслей о деле и предстоящем разговоре с ювелиром. А потом и вовсе вспомнились стихи, творение Серёжи Малинина:
Весенний лес - младенец с чистыми глазами.
Его улыбчивые тени полны рассветными слезами.
Лес полон светопредставленья,
Деревья, ощущая легкий звон,
С беспечностью и детской ленью
Идут к полянам, на простор.
Вода, перекликаясь с облаками,
Не отрываясь, свет небесный пьет.
И чувство изумления кругами
От дерева до дерева плывет.
Под прелою листвой трава гудит,
И каждый куст, как возглас удивленья.
Северианов вдруг подумал, что уже очень давно вот так, беззаботно-легкомысленно не путешествовал, беспечно подставив лицо постреливающим сквозь частую листву солнечным лучикам и по-мальчишески несерьёзно вслушиваясь и восторгаясь птичьими ариями. Один, как перст, в полевой форме при погонах неспешный всадник в лесу - лакомая добыча для всяческих бандитов, дезертиров, подпольщиков. Как вытарчивающий из заднего кармана брюк толстый кошелёк для карманного вора-щипача. Потому, окажись на месте Северианова кто-либо другой - пришпорил бы коня и постарался поскорее проскочить опасное место. Однако штабс-капитан умел слушать лес. По заливистому пению птиц он мог определить, что посторонних рядом нет, иначе щебет был бы совершенно другим, тревожным. Полуприкрытые глаза фиксировали окружающую обстановку, как бы отдельно от Северианова вычленяя что-либо нарушающее лесную гармонию.