Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Бичер-Стоу Гарриет

— Очень жаль, мистер Бредшо, что я возбуждаю опасения в наших соседях, но...

— Ещё одно слово, мисс Анна, и я кончу этот неприятный разговор. Позвольте мне напомнить вам, что учить негров грамоте считается у нас преступлением, за которое законом назначено строгое наказание.

— В этом отношении я держусь того мнения, — отвечала Анна, — что такие варварские законы в образованном обществе, как наше, должны оставаться мёртвыми письменами, и что лучшая дань, которую я могу принести на пользу общую, должна заключаться в практическом от них отступлении.

— О нет, мисс Анна! Допустить это невозможно ни под каким видом! Вы только посмотрите на нас, жителей Южной Каролины. У нас

три негра приходится на одного белого. Скажите, хорошо ли будет, если предоставить им выгоды воспитания и с тем вместе возможность принимать участие в делах общественных? Вы видите сразу, что из этого ничего не может быть хорошего. Разумеется, благовоспитанные люди ни за что не согласятся вмешиваться в чужие дела; если б вы ещё учили грамоте некоторых своих фаворитов, и то тайным образом, как это делают многие, тогда бы ещё ничего; но учить целую общину и учреждать для них школы... Посмотрите, мисс Анна, что всё это кончится большими неприятностями.

— Ну да, конечно, — сказала Анна, вставая и слегка покраснев, — меня посадят, вероятно, в исправительный дом за преступление, сущность которого будет состоять в моём желании научить детей грамоте! Послушайте, мистер Бредшо, кажется, пора бы изменить такие постановления. И не есть ли это единственное средство, с помощью которого отменялись многие законы? Общество переживает их, народ теряет к ним уважение, и они падают сами собою, как увядшие лепестки на некоторых из моих цветов. Не угодно ли вам прогуляться со мной в школу. Мне время идти на урок, — сказала Анна, начиная спускаться с балкона, — не посмотрев на предмет, вы не можете, мой добрый друг, судить о нём непогрешимо. Впрочем, подождите секунду: я возьму с собой и мисс Гордон.

Сказав это, Анна удалилась в тенистую комнату и через несколько минут, вместе с Ниной, появилась на балконе. Они направились вправо от дома, к группе чистеньких домиков, при каждом из которых находился небольшой огород и, перед лицевым фасадом, несколько цветочных куртин. В роще магнолий, окружавшей строение почти со всех сторон, они очутились перед небольшим зданием, имевшим вид греческого храма, колонны которого увиты были жасмином.

— Скажите, пожалуйста, что это за здание — такое прекрасное, — спросил мистер Бредшо.

— Это моя школа, — отвечала Анна.

Мистер Бредшо из удивления хотел было сделать протяжный свисток, но удержался; — впрочем изумление довольно ясно выражалось на его лице. Анна заметила это и засмеялась.

— Школа, устроенная мною, должна иметь изящную наружность, — сказала она. — Я хочу внушить моим детям понятия о вкусе и сознание своего достоинства. Я хочу, чтоб мысль об учении была нераздельна с идеей об изящном и прекрасном.

Все трое поднялись по ступенькам и вошли в обширную комнату, окружённую с трёх сторон чёрными классными столами. Пол был покрыт белыми циновками; на стенах висели прекрасные, с большим вкусом иллюминированные, французские литографии. На более видных местах висели картоны, на которых крупными буквами написаны были избранные места из священного Писания. Анна подошла к дверям и позвонила в колокол. Минут через десять на ступеньках, ведущих в здание, послышался стук бесчисленного множества маленьких ног, и вслед затем в комнату вошла огромная толпа детей всех возрастов,— от четырёх и до пятнадцати лет, — от совершенно чёрных с курчавыми волосами, до роскошного смуглого цвета квартеронок, с томными, хотя и светлыми глазами и волнистыми кудрями. Все были одеты одинаково, в чистенькие платья из материи синего цвета; на всех были белые чепчики и белые передники. Они дружно пели одну из унылых мелодий, которые характеризуют музыку негров и подвигаясь вперёд под такт пения, занимали места, распределённые

по их летам и росту. Лишь только всё успокоилось, Анна после непродолжительной паузы, хлопнула в ладоши, и все дети запели утренний гимн, так согласно и с таким одушевлением, что мистер Бредшо, отдавшись вполне влечению чувств, стоял и слушал со слезами на глазах. Анна кивнула Нине головой и бросила на Бредшо взгляд, исполненный самодовольствия. С окончанием гимна начались классные занятия. Анна внимательно следила за ходом учения. Сцена эта до такой степени поразила Нину своей новизной, что она не могла не выразить своего восторга. Присутствие незнакомых лиц воодушевляли учащихся. Друг перед другом они старались заслужить похвалу и доставить своей госпоже удовольствие. Анна показала мистеру Бредшо образцы чистописания, черчения карт и даже копии с несложных литографий. Мистер Бредшо изумлялся более и более.

— Клянусь честью, — сказал он, — это удивительно! Мисс Анна, вы настоящая волшебница. Я боюсь за вас! Вы подвергаете себя опасности погибнуть на костре, как чародейка!

— О, мистер Бредшо! Очень, очень немногие знают, сколько прекрасного скрывается в этом пренебрегаемом племени! С энтузиазмом сказала Анна. На обратном пути мистер Бредшо отстал от спутниц своих на несколько шагов. Его лицо было задумчиво и даже печально.

— Мистер Бредшо, — сказала Анна, оглянувшись назад: о чём вы задумались?

— Да, мисс Анна, только теперь я постигаю цель ваших действий. В ваших глазах я вижу торжество. Но несмотря на то, после сцены, которой я был свидетелем мысль о дарованиях ваших учениц наводит на меня уныние. К чему поведёт их такое образование? Какую пользу им доставит оно? Никакой, я полагаю; — кроме только того, что оно заставит их возненавидеть своё состояние, сделает их недовольными и несчастными.

— По моему мнению, — отвечала Анна, — нет в мире такого состояния, в котором бы следовало подавлять душевные способности. Если эти способности начинают расти и развиваться, то им нужно дать простор и свободу; — нужно стараться устранять всё, что может служить для них препятствием.

— Но, это ужасно возвышенная идея, мисс Анна!

— И пусть она возвышается. Я ни о чём не забочусь, ничего не боюсь.

— Мисс Анна! Ведь, я знаю, этим вы не ограничитесь, — сказал мистер Бредшо. — Научив их читать букву А, вы захотите, чтоб они знали и букву Б.

— Разумеется, — сказала Анна, — когда наступит время научить их букве Б, я буду готова к тому. Согласитесь, мистер Бредшо, ведь опасно развести пары и не пустить в ход паровую машину; когда пары поднимутся до известной высоты, я не стану удерживать машину: пусть она идёт, повинуясь их силе.

— Всё это прекрасно, мисс Анна; только другие совсем не так думают. Дело в том, что мы не всё ещё готовы пустить в ход наши машины. Негры с совершением вашего подвига потребуют от вас свободы, и вы говорите, что готовы даровать её, но заметьте, что огонь на вашей плантации разведёт пары и на наших, и мы поставлены будем в необходимым открыть предохранительные клапаны.

— Не правда ли? Что касается до меня, то я очарован вашей школой; и всё-таки не могу удержаться от вопроса, к чему поведёт всё это?

— Благодарю вас, мистер Бредшо, — сказала Анна, — за вашу откровенность, за ваше расположение и чистосердечие, но всё же я не перестану поддерживать добрые и благородные чувства вашего штата, отзываясь неведением его недостойных и бесчеловечных законов. Вместе с тем, я постараюсь быть осторожнее относительно образа моих действий; если мне суждено попасть за это в исправительное заведение, я надеюсь, мистер Бредшо, вы навестите меня.

— Мисс Анна, прошу у вас тысячи извинений за мой давнишний неуместный намёк.