Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда
Шрифт:
— Да, мисс Нина, удивительно приятно! Я вот вышел в сад в четыре часа, и мне послышалось, как будто деревья, шелестя листьями, хвалили Господа, — так тихо, тихо, знаете, колебался один листик за другим: их сучья казались мне руками воздетыми к небу; и вон там, в той части неба, горела такая яркая звезда! Я полагаю, что эта звезда принадлежит там к одной из самых старинных фамилий.
— Весьма вероятно, — сказала Нина весело, — её называют Венерой,— звездой любви, дядя Тифф; а мне кажется, что эта фамилия весьма старинная.
— Любовь — вещь чрезвычайно хорошая, — сказал Тифф. — Она производит, мисс Нина, много хорошего. Иногда, любуясь
— Правда твоя, Тифф, — сказала Нина. — Старушка-природа — превосходная хозяйка; она из ничего производит удивительные вещи.
— Да, например, она произвела вон эти громадные леса, и ведь без всякого шума, — сказал Тифф. — Я часто думаю об этом, любуясь моим садом. Да вот, посмотрите на этот рис, — вырос выше моей головы, вытянулся в течение нынешнего лета. И ведь без всякого шума, никто бы я заметить не мог, как это сделалось. На собрании нам говорили о том, как Господь сотворил небо и землю. Старый Тифф, мисс Нина, думает, что Господь не перестаёт созидать вселенную. Сила его является перед вашими глазами на каждом шагу; вы можете видеть это, мисс Нина, во всех растениях! Каждое из них, одарено своею особенною жизнью. Каждое следует по своему пути, но не по другому! Эти бобы, например, посмотрите, как они вьются около своих тычинок; и ведь все в одну сторону, а не в другую, как будто их привязали! Значит, уж так им и показано! Странно, мисс Нина, так странно, что Тифф не может надивиться вдоволь! — сказал он, садясь на землю и предаваясь обычному порыву смеха, которым выражались у него и радость, и печаль и удивление.
— Тифф, да ты настоящий философ, — сказала Нина.
— Помилуйте, мисс Нина! Как это можно! — сказал Тифф серьёзным тоном. — Один из проповедников порядочно застращал нас на собрании. Он говорил, что люди не должны быть философами: этого я никогда не забуду! Нет, мисс Нина, надеюсь — я не философ!
— Извини, извини, дядя Тифф, ведь я не хотела тебя обидеть. Но скажи, пожалуйста, доволен ли ты остался собранием? — спросила Нина.
— Да, кое-что вынес оттуда, хотя я не знаю, что именно. Представьте, что мне пришло в голову, мисс Нина? Вы приехали сюда, как будто нарочно за тем, чтоб объяснить нам некоторые вещи. Мисс Фанни читает ещё плохо, так будьте так добры, прочитайте что-нибудь из Библии, и поучите нас, как быть христианами.
— Ах, Тифф! Ты бы прежде спросил: знаю ли я это сама? — сказала Нина, — Я лучше пришлю Мили побеседовать с вами. Она, можно сказать, — истинная христианка.
— Мили — хорошая женщина, — сказал Тифф с видом некоторого сомнения, — но, мисс Нина, я хочу научиться от белых, и именно от вас, если это не составят вам труда.
— О, никакого, дядя Тифф! Если ты хочешь послушать, как я читаю, то изволь. Принеси же Библию, а я между тем сяду в тень, и потом ты будешь слушать, не отрываясь от работы.
Тифф побежал в хижину позвать Фанни и принести экземпляр Нового Завета, получить который через Криппса ему стоило больших просьб и чрезвычайных угождений. В то время, как Фанни, выбрав себе
— Что же я прочитаю тебе, Тифф? О чём ты хочешь услышать?
— Я хотел бы узнать о кратчайшем пути, который приведёт этих детей в царство небесное, сказал Тифф. Здешний мир очень хорош, пока существует; но, ведь, он кратковременный, в нём ничего нет вечного.
Нина задумалась. Ей предложили самый трудный вопрос! Простодушный старик с детским доверием ждал её ответа.
— Тифф, — наконец сказала она, принимая непривычный для неё серьёзный вид, — кажется, всего лучше будет, если я прочитаю тебе о нашем Спасителе. Он пришёл в этот мир за тем, чтобы указать нам путь к спасению. Я буду часто заглядывать сюда и прочитаю всю его историю, всё, что говорил он и делал: тогда, быть может, ты сам увидишь этот путь. Быть может, — прибавила она со вздохом, — и я увижу его.
При этих словах внезапное дуновение ветра потрясло куст полевых роз, вившихся около дерева, под которым расположилась Нина, и на неё упало обилие душистых лепестков.
— Да, — сказала Нина про себя, сбрасывая лепестки, упавшие на книгу. — Тифф правду говорит, что в нашем мире ничего нет вечного.
И вот, среди несмолкаемого, глухого ропота столетних сосен и шелеста листьев винограда, раздались божественные слова святого Евангелия:
"Когда в Вифлееме Иудейском родился Иисус, от Востока пришли волхвы, спрашивая: "Где находится новорождённый царь Иудейский? Мы видели на Востоке звезду его и пришли поклониться ему"".
Нет никакого сомнения, что люди с более развитыми понятиями беспрестанно останавливали бы чтение, предлагая тысячи географических и статистических вопросов о том, где находился Иерусалим, кто такие была эти волхвы, далеко ли Восток отстоял от Иерусалима. Но Нина читала детям и старику, в безыскусственной и восприимчивой натуре которых жила беспредельная вера. Детское воображение её слушателей быстро превращало каждый описываемый предмет в действительность. В душе их как-то сам собой немедленно создался Иерусалим, и сделался для них известным, как соседний город И... Царя Ирода они представляли себе живым существом, с короною на голове; и Тифф тотчас отыскал некоторое сходство между ним и старым генералом Итоном, имевшим привычку восставать против всякого доброго дела, предпринимаемого Пейтонами. Негодование Тиффа достигло крайних пределов, когда Нина прочитала о бесчеловечном повелении Ирода умертвить в Вифлееме и окрестностях его всех младенцев; но услышав, что Ирод недолго жил после этого ужасного злодеяния, Тифф немного успокоился.
— И поделом ему! — сказал он, сильно ударив лопаткой по груде выполотой травы, — умертвить всех бедных младенцев — это ужасно! Да что же она сделали ему? Желал бы я знать, что он думал о себе?
Нина сочла необходимым ещё более успокоить доброе создание, прочитав ему до конца всю историю о рождении Спасителя. Она прочитала о путешествии волхвов, о том, как им снова явилась звезда-благовестница, шла перед ними, направляя путь их, и остановилась над тем местом, где была Матерь Божия с предвечным Младенцем; — о том, как они увидели Божественного Младенца, поверглись пред ним и поднесли ему дары, состоящие из золота, ладана и смирны.