Древнерусская игра - Двенадцатая дочь
Шрифт:
Странная, новая горделивость придавала отточенную резкость движениям; иногда Даньке казалось, что с каждым часом улучшается зрение, прорезается тончайший, волшебный слух - в плечах раздвигается властная тягость... А вместе с княжеской гневливостью разбухала и сладкая, мужественная, хозяйская властность: раньше он смотрел на Руту со светлым, тонким лезвием нерастраченной нежности под сердцем, а теперь все чаще примешивается быстрая, прикидливая похоть, как жирная струя нефти в воды ясного ключа - и вот расцветает маслянистой алхимией радужных разводов, и начинаешь замечать, какие стройные ножки да ладная задница,
И чаще вдруг взмывает, как лава: выместить гадость - высадить окно кулачищем! засадить испуганной служанке прямо здесь, в кустах у портомойни, в комариной низинке... Тут еще Псаня, странная девушка, устроила Даньке испытание - он зашел в шатер, а она спит на его кровати в одной сорочке, смятой и задравшейся почти до пояса, лицо утонуло в бледно-желтых волосах, одну ногу к животу подогнула... Красивая - и Данька колебался бы недолго, да к счастью совсем близко, на улице, прямо за трепещущей стенкой шатра прозвенел трезвящий колокольчик: Рута бежала мимо, кликала какого-то слугу принести корм для голубей... Завела себе сереньких горлиц, дурочка - и где раздобыла? Таскается теперь с ними, замучала всех: погляди да погладь...
А потом - прыг!– заскочила в шатер. Данька едва успел зашвырнуть полуголую вилу одеялом. Руточка забежала и удивилась: "Ой, братец! А почему Псаня днем почивает?" Вот неиспорченное создание - ведь не спросила она, "почему Псаня почивает в твоем, милый братец, шатре?"... Ее удивило другое: все вокруг бегают, прыгают, чирикают - а Псаня спит, вот ведь странная, я тебе говорю, миленький братец, что это мужик в юбке... И прочий колокольчиковый звон, серебряный бисер...
Этот мелкий бисер - как колкие камушки в сапоге на марше, как алмазная пыль под сердцем: Данила чувствовал каждую бусинку болезненно остро. А Старцев, кажется, и не замечает этих главнейших, страшнейших мелочей - не замечает, как за обедом Рута вскочила от стола и, оттолкнув служанку, сама побежала мыть тарелки князя Лисея... И никогда не приметить князю Лисею, что на рукавах исподней сорочки вдруг появилась тоненькая, смешная, не слишком умелая вышивка с петушками...
Нет, проклятый бред! Зверко не любит Руту, не любит вовсе! Разве можно желать, чтобы эти сумасшедшие глаза смотрели на него с послушным, отважным обожанием? Разве можно выжить новый день, спокойно ожидая ночи в кольце тоненьких рук, на шелковом ложе пылающих волос? Разве можно желать, чтобы дети его были такими же тонкими, быстрыми, сероглазыми и сумасшедшими? Да нет, нельзя, нельзя себе врать. Кому угодно, только не себе самому. Себя не обманешь. Все кончено. Ничего нельзя поделать.
Он уже любил ее.
* * *
_There once where two cats of Kilkenny
Each thought there was one cat too many
So they fought and they fit,
And they scratched and they bit
Till, instead of two cat there weren't any._
From "Mother Goose Annotated Nursery Rhymes"
[Две глисты жили в пани Маришке
Но решили что две - это слишком,
И сражались они, и дошли до того,
Что изгрызли себя, и вообще никого
Не осталось у панночки Мнишек.
Из сборника "Рифмы Мамаши Гусинской"
(Перевод М.Бисерова)]
И вот наследник Зверко шел берегом гнилого озера. Тихо посмеиваясь, потряхивая головой в
Ты любишь ее? Ступай и возьми.
Так говорила горячая гордость, зудевшая под ребрами. Ты - сильный. Каждый шаг сильного - красив. Сильный не допускает ошибок - он просто поддается порывам. Глупость сильного не смешит, а впечатляет, как стихийное бедствие. Ступай и возьми Хватит жевать тугую соплю. Будь мужчиной.
Да, но разве я флюгер члену моему? Если я мужчина, почему мой разум податлив, как сука в поре? Я силен, и именно таким я нужен моему народу. Они хотят себе трезвого, спокойного, железного князя. Без придури. Без суеты. Без зазнобы под сердцем. Сгноить в себе любовь - и делать дело. Вот подлинная сила. Забыть Руту! Я стану князем, и тогда...
Тогда мне повесят на шею эту бледную немочь. Веснушчатую поганку с холодными ладошками, с ледышкой вместо сердца. Больная гюрза, бирюзовые глаза. Говорят, Катомина дочь - ведьма, настоящая ведьма. Зверко станет князем и будет спать с ведьмой-пиявкой в одной постели. В роскошной, широчайшей, прохладной постели. Луна будет бить в окно, как тупой прожектор, чтобы все, мля, было видно! Чтобы волосы ее казались зелеными, как плесень! Ведьма будет ползать по нему скользким гладким телом, оплетать липкими ручками, ведьма-невеста. Не, это слишком. День на троне, ночь в аду? Спасибо, я мимо. Мимо!
Железный гулкий доспех наследника Зверки двигался берегом гнилого озера Внутри трофейного унгуннского шлема метались, трепеща крыльцами, как пленные слепые мотыльки, короткие бледные мысли: "она не любит меня"... "плевать"... "терпеть"... "она не любит"... "бежать"... "не любит, не любит"...
Подойти и сказать. Рута. Я не твой брат. Ты мне нужна. И увезти ее. Навсегда, подальше. Ха. Увезти. Но она не поедет! В ее глазах я буду обманщик, подлец... Столько дней притворялся родным братом! Если б любила, могла бы простить.
Как завоевать эту рыжую дурку любовь? Вот она обожает Старцева, хочет создать аристократическую семейку. Подбирает себе породистого тощего жениха... Добро. Что если... мне стать, как Старцев, князем? Еще больше, еще властнее, чем Вещий Лисей! Властовским великим князем! Еще немножко потерпеть, притворяясь братом-наследничком. Заполучить себе властовский трон - спокойно, не торопясь, обвыкнуть. Сначала тихо избавиться от этой путанки-метанки. Сослать, развестись... В конце концов, улучить как ведьму - можно даже сжечь, плевать я хотел. Потом подождать еще месячишко, сдавить пружину в кулак... И наконец - выбрать солнечный день... И все рассказать Руте. С высоты княжеского трона, небось, позаманчивей прозвучит мое предложение. Вот смотри, дурочка: все это я сделал ради тебя. Взял власть, стал богатым... А теперь хочешь, Рута, хочешь - я откажусь от трона? Мы просто уедем прочь, чтобы быть вместе? А хочешь - останемся здесь, во дворце... Тебе к лицу будет венчик великой княгини.