Древнерусская Игра - Много шума из никогда
Шрифт:
– Ха-ха!– весело рассмеялся всадник, занося руку для нового удара. "Ха. Ха", - гулко отозвалось в голове Данилы, и он почему-то очнулся. Вороной жеребок из последних сил шарахнулся вбок, уходя из-под кнута - уже не Данилу, а себя спасая от свежего приступа боли. И Данька с неожиданной ловкостью дернул локтем, прикрывая щитом онемевшие ребра - хоп! поймал, погасил деревянным диском горячую, хлесткую молнию, просквозившую воздух. Невидимая змея с силой ударила в прогнувшийся щит - разогнавшись, пролетел мимо неприятельский конь с дико хохочущим лучником на спине... Уловив легкий миг
Когда рука вырвалась обратно из сумки, в ней был зажат красивый ножичек с костяной ручкой и узким, недобро блеснувшим лезвием. Данила поспешно перехватил его в пальцах. Нет, он так и не научился метать ножи в армии их тренировали вполсилы, всего несколько дней...
Он совсем забыл про ножичек, когда третий всадник, внезапно приблизившись, с радостным визгом сорвался в пике. Данила встречал удар кнута левой рукой, самым центром небольшого щита - а потому не думал о хорошо заточенном кинжале, зажатом в деснице. Только когда черная змея грациозно развилась в воздухе, ловко огибая щит и впиваясь в измученную, исхлестанную спину - Данила задохнулся от боли и неловко всплеснул руками, - только тогда ножичек сорвался с ладони.
Неприятель умело выполнил этот удар: вращательным движением кисти он слегка подхлестнул, закрутил в воздухе скользкий кнут и без труда обманул Данилу, достал-таки его жадным концом плети. Удар был настолько силен, что Данила выронил ножик из пальцев - захрипел и слабо, уже бессознательно толкнул коня вперед: скорей... прочь! Но всадник не торопился вторично доставать Данилу кнутом - маленький, хорошо заточенный ножичек застрял у него в горле, пробив слабые кольца старенькой кольчуги на шее.
Негромко пискнув, долговязый лучник как-то рывком откинулся на спину и выскользнул из седла в траву. Гулко ударился кольчужной спиной оземь - пару раз перекатился вниз по росистому склону и замер, подставив желтому солнцу белое веснушчатое лицо. Данила без труда узнал лучника Гусяту.
Он удивился: вмиг улеглась горячка схватки - из оврага потянуло сыростью, и даже боль в спине как будто приутихла... Опустил руки и почти беспомощно оглянулся на двух других неприятелей - увидел посеревшие лица и частые сполохи ужаса в глазах. Лошадь ближайшего лучника нелепо попятилась задом - так сильно натянул узду перепуганный всадник. Хищный кнут в руке безвольно поник и запутался в траве.
Они испугались страшного крамольника, вещего вогника Даньку. Когда неприятельские лошади скрылись за деревьями, Данила соскочил с коня и, потирая окровавленную спину, подошел к распростертому Гусяте. Видит Бог, он не хотел убивать славянина - это приступ боли вырвал лезвие из рук, с жестокой красотой всаживая его в горло несчастному лучнику. Данила рывком сбросил с плеча щит и тяжело присел перед телом - вытер лицо горячей ладонью и вздохнул: не успел переселиться в новую жизнь, как уже заделался беглецом и почти прелюбодеем, а теперь вот убийцей...
Мертвый Гусята вдруг надсадно
– Ты чего разлегся, мужик?– сощурился Данила, играя ножиком в пальцах.– Никак помирать собрался?
– Ой, уж не ведаю... Чего-то в голову вступило - ну, думаю, кончина пришла!– Покашливая и потирая горло узкой ладонью, лучник приподнял голову и тупо оглянулся: - А где хлопцы?
– До хаты ломанулись: обедать пора!– Данила спрятал ножичек. Хотели тебя будить, да пожалели: нехай спит брат Гусятка... Как горло - не болит?
– Темя болит - видать, с коня упавши, нелепо главою преткнулся, пожаловался Гусята.– Никак ты меня низверг?
– Так получилось. Я сожалею. Однако уж больно ловко вы меня кнутами стегали.
– Робота наша такая.– Гусята гордо оправил нарушенную прическу.– Я супротив тя ничто не имею: десятник указал Даньку лупить - ну мы и старались...
– Я все понимаю, я не против!– Данила присел рядом, сосредоточенно разглядывая кровавые полосы у себя на ребрах.– А Разбите-то какой резон меня ловить? Разве я ему зла желаю?
– Из Престола-града весточка пришла тебя сыскать, в железы запечь и к самому стольному боярину Окуле доставить. Уж не ведаю, какие бесчинствия ты в столице натворил и за что Окула тебя рыщет... Тебе небось видней будет.
– А кузницу зачем сожгли?
– Да не жгли мы кузню Твою!– Гусята с досадой хлопнул ладонью по тощему колену.– Где это видано пожоги творить! Это уж десятник для красного словца сказал, будто наших рук дело...
– Ага, я понимаю: сама загорелась.– Данила злобно ухмыльнулся.
– Да уж нет, не сама...– Рябой загадочно улыбнулся.– Коли хочешь знать... приезжали тут людишки из Престола, от боярина Окулы. Весточку десятнику привезли с повелением Даньку-кузнеца сыскать... Зело любопытные людишки были: все в уборе воинском, при дощатой броне, чешуины толстыя! Ажно кони в железа одеты.
Данила безучастно выдернул травинку, прикусил зубами...
– Кони в доспехах?– Он насмешливо покосился на Гусяту.– Ну ты здоров свистеть, мужик. Может, в Престоле и коровы в кольчугах ходят?
– Цицей клянусь: не вру! Мы - дубровичи, лгать не научены... Изо всех славян самое горькое племя будем - кривда в горле застряет. Я сам чистокровный дубрович буду, не хуже тебя!
– То есть как: вообще лгать не умеешь?
– Прадед мой не лгал и меня не учил. От того все наши беды, у дубровичей-то... Да что сказывать: будто сам не знаешь!
– Знаю.– Данька кивнул.– Расскажи, кто кузню сжег.
– Ну я и говорю: лошади у них рослые, все в железы облачены! А на всадниках брони понавешены - исто богатыри!– запальчиво затараторил Гусята.– Ходили по посаду, все тебя рыскали... Два толстяка и недоросль рожи личинами железными прикрыты, только глаза скрозь щели зыркают... Страсть! Десятник говорит: они и пожгли твою кузню.