Древнерусская Игра - Много шума из никогда
Шрифт:
Тугая волна огнистой жидкости ударила в горло, жарко охватывая небо колючие осколки вкуса быстро заиграли, затанцевали на языке - и тут же маслянистая струя сладости выплеснулась из чаши прямо в голову, в мозг Данила качнулся как от удара... И понял, что имеет дело с серьезным противником. В голове задрожали какие-то мягкие, ворсистые струны - медовая лень, растекаясь по языку, глухо и мелодично зарокотала в ушах. Он открыл глаза...
...и увидел, что даже воздух в комнате стал тяжелым и жидким. Золотисто-зеленым, как солнце в речной воде. Данила испугался вдохнуть этот жирный, переливчатый эфир - чтобы не захлебнуться сладким запахом. Но воздух сам проникал в легкие и согревал изнутри, как мягкое стекло, оставляя на языке сладкий след цветочного масла. Крупным пятном, словно мохнатая муха в янтаре,
Данила тоже подмигнул Жереху, но вдруг легкая горечь тонкой струйкой прозвенела в потоке меда: Данила понял, что Жерех не узнает его. Жерех даже перестал улыбаться: теперь он с мучительным напряжением вглядывался сквозь толщу зеленого золота в воздухе и пытался разглядеть Данилу - но не мог, и потому улыбался как-то смущенно и жалобно... "Ты кто? Я не знаю тебя... Как твое настоящее имя?" - донеслось до Данилы, и он увидел, что рот Жереха движется, выговаривая эти слова с некоторым опозданием... "Разве ты не узнаешь меня?" - почти обиженно подумал Данила и вдруг услышал, что мысли его звучно прогрохотали поверх мелодичного шума в ушах.
Сонно распутывая мягкий клубок памяти в голове, Данила припомнил, что нужно скрывать настоящее имя. Ведь он даже заготовил псевдоним, решив назваться Гусятой - одно из немногих славянских имен, которые знал. Но... Даниле вдруг стало жалко беспомощного, потерявшегося Жереха, утонувшего в зеленом янтаре. Он захотел помочь ему поскорее разобраться, что происходит, - и потому произнес свое настоящее имя.
"Дани-ил... Я ждал тебя, и ты приспел вовремя... Данэ-ил... настоящее, крепкое иудейское имя", - будто эхом отозвалось мохнатое лицо, и Данила увидел, как Жерех успокоился. Он снова улыбнулся гостю как старому другу и Даниле стало невыразимо радостно от этого: в воздухе над столом замелькали вертлявые золотистые змейки... они кружились так весело, взмучивая воздух волнами лазоревых искр! Данила улыбнулся и закрыл глаза, но змейки скользнули меж ресниц и снова затанцевали, зазвенели... "Ну-ну, ладно-ладно, мой друже, - удовлетворенно пророкотал Жерехов голос.– А теперь признайся: ведь рожден ты славянином и ко мне приехал разведывать и проискивать... Ну - признайся... любишь ли Русь?"
Данила любил древнюю Русь болезненно и ревниво, как русоволосую женщину с рысьими глазами, способную рожать ему красивых и здоровых детей. И он почти расхохотался в лицо Жереху: как же не любить этот светлый народ! Этих синеглазых старух на завалинке, тощих пацанят с удочками на плесе... однорукого Середу с бревном на плече? Данила почти уже ответил на Жерехов вопрос - но вдруг перехватил сквозь нефтяную пленку пьяной мути в глазах неожиданно прямой и заостренный черный взгляд. И сразу понял: Жерех почему-то ненавидит славян. Не выносит кислого хлебного запаха и угарных шуток, не любит кваса и бесовских игрищ в бане - в глазах азиата читался ужас, впервые испытанный вождями его племени при виде обоюдоострого меча.
И Данила солгал не потому, что вправду очнулся, подавил в себе приступ наркотической болтливости. Нет. Он еще не вспомнил, что отвечает на вопросы врага - в липкой магической субреальности цветочного опиума Жерех казался ему старым приятелем, верным и испытанным. И фальшивая, эфирная любовь к Жереху, воспринятая вместе с глотком петуниевого меда, внезапно оказалась спасительной для Данилы. Впоследствии он часто задумывался, почему вдруг сумел солгать. И наконец понял: чтобы... не огорчать Жереха. В этот миг Данька мог сделать и сказать все, что угодно - лишь бы не перечить своему старому другу.
– Нет, не люблю славян!– произнес он и медленно подумал, что нужно бы отвести глаза. Но тяжелая голова почему-то не двигалась, а взгляд невозможно оторвать от пронзительных, восхитительно-черных Жереховых глаз.– Давай не будем говорить об этом, - подумал Данька, и мысли внезапно прогрохотали вслух.– Бог с ней, с Русью. На все воля Божья.
И снова Данила ощутил, что порадовал Жереха своим ответом. По-кошачьи жмурясь в улыбке, хозяин приблизил бородатое лицо и доверительно положил темную ладонь на плечо: как старый приятель он мог позволить себе подобную фамильярность. Медовая волна нежности вновь захлестнула
– Люблю я тебя, о Данэил, избранный из воинов!– вновь послышался у самого уха Жерехов шепот.– Доверяю тебе все помыслы мои, все чувства без остатка! А ты... не жалуешь меня. Не хочешь поведать мне самой сокровенной твоей тайны, хоронишь под языком заветное слово! Не обижай преданного Друга...
Данила вздрогнул и похолодел: разве у него есть тайны от Жереха? Медовая зелень перед глазами потемнела, подернулась жесткой рябью - он уже хотел обидеться и закричать на друга: как можно подозревать Данилу в лицемерии? И вдруг - о ужас!– Данила вспомнил... Ведь он так и не рассказал Жереху, что рожден славянином и лишь притворяется сторонником таинственных заговорщиков, возглавляемых боярином Окулой. На самом деле он вовсе не избранный из воинов - и жетон со сцепленными угломерами попросту нашел на пепелище... У Данилы заболела голова от ужасной догадки, разом огорчившей его. Он не мог боле терпеть этой невыносимой пытки неискренностью - надо наконец во всем признаться. Жерех - старый друг, он все поймет и простит. Данила рывком обернулся - в голове тяжело бултыхнулась золотистая зелень со змейками, - уже открыл рот, уже почти заставил себя поднять на Жереха виноватые глаза...
Но эти глаза успели разглядеть желтое пятнышко света, кривой полумесяц блика на медном жетоне, болтавшемся на шее у Жереха. Хозяин склонился совсем низко, едва не прижимаясь бородой к кольчужному плечу Данилы и заглядывая в лицо, - густо расшитый бисерным стеклом ворот красной рубахи распахнулся, открывая жирную шею, поросшую седоватыми жесткими волосами, - и потайный знак со сцепившимися угломерами выскользнул из-под рубахи на грудь. Данила поморщился - косые острия угломеров царапнули по глазам - от медного жетона во все стороны сквозило мертвящей вражеской энергией... Данила слабо тряхнул головой, пытаясь отогнать неуместную подозрительность - но не мог справиться с ощущением: слишком уж конкретная и яростная агрессивность исходила от крошечного металлического амулета.
Болезненно и тревожно задергала колючая мысль под толщей пьяной мути в мозгу - затрещала жесткими иглами электрического разряда: точно такой жетон Данила нашел на пепелище у обгорелого мертвеца. Мертвец пытался спалить Данькин дом. Рослый воин в пластинчатой броне, закрывавший лицо железной косоглазой маской-личиной... Эти броненосцы в личинах сожгли не только Данилину кузню... Тридцать лет назад они спалили дом крестьянина Середы снова и снова бронзовые твари приходят на славянскую землю и по привычке выжигают наши жилища! Тучная степная когань, древние торки, воспринявшие обветшавшую религию перушимов, - вот откуда у Жереха на шее мерзкая гексагональная печать с угломерами... Данила поднял-таки глаза и посмотрел на Жереха. Совершенно отчетливо и ясно он увидел, что толстому хозяину как раз впору пришлась бы тяжелая броня и железная личина. Вспомнил, с какой потрясающей резвостью толстяк прыгал по комнате к своим сундучкам... да, это один из них. Старый и верный враг. Крупными хлопьями обрываясь в гнилой осадок, мягко улеглась в посвежевшей голове травяная прелесть наркотика по-прежнему блаженно улыбаясь, Данька ткнулся головой в хозяйское плечо:
– Прости меня, друг Жерех. Я... я ведь правда перед тобой виноват... И верно, держу под сердцем недобрый умысел.– Данила едва не покраснел от стыда.– Не могу больше скрывать!
Приблизилось плоское лицо с внимательными глазами. Задушив презрительную улыбку во взгляде, Данила виновато потупился.
– Когда ты отвернулся, я заменил чаши на столе. Жерех вздрогнул и чуть отпрянул от Данилиного плеча.
– Я подсунул тебе мою чашу с петуньевым медом...– Данила закрыл лицо ладонью.– Не злись: меня ведь тоже учили разумной осторожности. Окула приказал проверить старика Жереха. Испытание должно коснуться всех нас. И тебя тоже. Знаешь сам: славянские свиньи идут по пятам...