Дроны над Сталинградом
Шрифт:
Выживи. Потом разберёшься.
Он вышел. Направился в сторону, откуда слышались выстрелы — к линии фронта.
Вокруг — настоящая, грязная, пахнущая смертью деревня. Не та, что в книгах или фильмах. Настоящая.
Алексей шел по колено в грязи. Крысы шныряли между развалинами. Крыши домов были пробиты, будто над ними пронёсся ураган. В стороне виднелись фигуры — люди, мертвые, закоченевшие.
Громов отвернулся. К этому нельзя привыкнуть. Но нужно смотреть.
Потому что он знал: теперь он — на войне.
Глава II. "Из
Лес начинался сразу за последними покосившимися избами. Сначала — чахлые берёзы и кустарник, затем — настоящая чаща, густая, мрачная, насквозь пропитанная влагой. Алексей пробирался сквозь нее медленно, оступаясь на корнях и скрытых в траве ямах. Земля под ногами была мягкой, торфяной, и каждый шаг давался с трудом.
Прошло несколько часов, с тех пор как он покинул разрушенную деревню. Ни карты, ни компаса — только ориентир на звук разрывов, доносившихся с востока. Он не знал точно, где проходит фронт, но чувствовал: надо идти туда. Только там шанс встретить своих.
Около полудня лес начал редеть. Алексей остановился у небольшой поляны и присел на обломок дерева. Из вещмешка, найденного в избе, он достал сухари и флягу. Вода была мутная и с мелким песком, но пить хотелось нестерпимо. Он едва сделал пару глотков, как из глубины леса донесся глухой гул мотора.
Он замер. Прислушался. Да — явно техника. Причём не гусеничная, а скорее всего, колёсная — звук ровный, мягкий. Легковой автомобиль или бронетранспортёр.
Инженер быстро скатился с бревна и припал к земле. Слева — кустарник, он юркнул в него, прижался к холодной земле.
Минуту спустя из-за деревьев выехал немецкий мотоцикл с коляской. За ним — ещё один. Водитель в серо-зелёной форме, в коляске — солдат с пулемётом. Они о чём-то перекрикивались, смеялись, гоготали.
Алексей затаил дыхание. В голове крутилась одна мысль: увидят — убьют, как пить дать.
Мотоциклы проехали, звук моторов затих. Он ещё минуту лежал, прежде чем медленно поднялся.
И тут — выстрел. Рядом, совсем близко. Затем очередь из автомата.
Алексей инстинктивно бросился за ближайшее дерево. Позади послышались крики на немецком, треск веток, глухой взрыв.
Он выбрался из укрытия и побежал на звук стрельбы. Сердце колотилось в груди, ноги подкашивались от напряжения, но он бежал — не от страха, а потому что понял: где бой — там и свои.
Через сотню метров он выбежал на вырубку. Среди поваленных деревьев — бой.
Трое красноармейцев, прижавшись к бревну, отстреливались от группы немецких пехотинцев, засевших у опушки. Один из советских бойцов был ранен — лежал, зажимая плечо, кровавое пятно расползалось по гимнастёрке.
Алексей инстинктивно схватил лежащую рядом винтовку Мосина — вероятно, принадлежавшую убитому.
Он не держал в руках оружие с открытым прицелом со времён вузовских
Инженер не без труда сориентировался, как повернуть затвор. Заело, пришлось применить силу — механизм с сухим щелчком встал на место. Алексей вскинул винтовку, попытался прицелиться, но мушка прыгала — руки дрожали.
Выстрел — мимо.
Немец, однако, в укрытии среагировал, повернулся. Алексей выстрелил снова — на этот раз пуля срикошетила по дереву рядом с противником, заставив того пригнуться. Этого хватило: один из красноармейцев перехватил инициативу, метнул гранату. Взрыв. Крики.
Выжившие немцы отступили в лес. Бой закончился.
— А ты кто такой будешь?! — резко окликнул его боец с перевязанной щекой.
Алексей опустил винтовку.
— Я… штатский. Из деревни иду.
— Ты не от немцев часом будешь? — второй, молодой, уже наставил на него винтовку. — А то у нас разговор короткий. Давай, друг ты мой ситный, выкладывай все про себя.
Алексей замялся.
— Я из Москвы. Инженер. Был в командировке… попал под обстрел… очнулся в той деревне.
— Командировочный стало быть? Из огня да в полымя! — хрипло засмеялся тот с щекой. — Это бывает!
— Пошли к командиру, пусть разбирается. Заодно и документы проверим.
Ему скрутили руки за спиной, не особенно грубо, но без колебаний. Уставшие лица, нервные движения, грязь под ногтями — у этих людей было мало сил на разговоры.
Алексея повели через лес. Пару километров — и они вышли к опорному пункту.
— Товарищ младший лейтенант! Тут вот один нарисовался. Говорит, москвич, инженер.
В командирском блиндаже пахло сыростью, махоркой и чем-то кислым. Алексей посадили на лавку у бревенчатой стены, руки развязали. Напротив — командир. Младший лейтенант, лет под тридцать, с усталым лицом, красными глазами и свежим ожогом на шее, слегка перевязанным бинтом.
— Фамилия? — коротко.
— Громов. Алексей Андреевич.
— Откуда?
— Из Москвы.
— Что в лесу делал, Громов из Москвы?
— Своих искал.
Командир хмыкнул, бросил взгляд на двух бойцов, стоявших у входа.
— Обыскать.
Алексей напрягся, но подчинился, не делая резких движений. Один из солдат — молодой, с синяком под глазом — быстро обшарил карманы, вытащил сложенную бумагу, засаленный бумажник, сложенный вчетверо лист с печатью.
— Товарищ лейтенант, вот.
Командир развернул удостоверение. Склонился ближе к тусклой лампе.
— “Удостоверение. Громов Алексей Андреевич, инженер-техник, особая группа при КБ №12, Москва — сектор обеспечения связи и транспорта. Дата выдачи: август 1942 года. Подпись — капитан госбезопасности Круглов.”
Он поднял взгляд.
— Особая группа, говоришь? А что ж ты, инженер, с винтовкой по лесу шарахаешься?
— После обстрела потерял своих. При себе был только вещмешок. Документы и всё. Винтовку нашёл… когда бой завязался. Помог вашим. То есть нашим.