Дроны над Сталинградом
Шрифт:
Алексей кивнул. Больше он ничего и не просил.
*****
Работа шла сутками. Громов со своими подопечными сержантами Дурневым и Петровым почти не вылезали из подвала: один строгал, другой паял, третий — чертил, примерял, перепроверял. Крылья из брезента натягивались над печкой, чтобы просохли и не повело; руль высоты работал через натяжной трос от мотоцикла.
Фотоаппарат — трофейный, видавший виды, Leica, но ещё вполне рабочий экземпляр. Громов изобрёл простой рычажный механизм: спустя 8 минут после взлёта трос
Оставалась одна проблема — запуск. Бросать с рук нельзя. Мотор слабый. Взлететь сам не сможет. Тогда Алексей нашёл рельсы от разбитого броневика и остатки пружин от зенитки. Получилась катапульта.
Готово было всё. Кроме одного — уверенности, что это сработает.
*****
— Страшно, Гром? — спросил Дурнев, когда они допиливали опоры для стартовой установки.
— Страшно, когда боишься. А здесь обычное предстартовое волнение.
— Похоже, ты первый, кто собрал самолёт не в заводе, а в подвале между двумя атаками.
— Правильнее сказать, беспилотный летательный аппарат. Сокращенно - БПЛА - ответил Громов.
Утро было серым. Над Волгой стелился дым. Ветер поднимал с земли пыль и снег вперемешку. По разрушенному двору Громов и Дурнев вынесли дрон, которому инженер дал название и записал в своем в блокноте: "Комар-1".
— Потому что маленький, но кусачий, — сказал он. — И потому что гудит, а не рычит.
Рядом собралось несколько бойцов. Среди них — сержант Петров, разведчик, и лейтенант Чубаров. Они пришли не смеяться. Пришли — потому что хотели верить. Хоть во что-нибудь, кроме пушек и смерти.
— Ты хочешь сказать, что этот "комар" сам взлетит? — Петров прищурился.
— Не сам, — отозвался Алексей. — Мы ему поможем. Зато назад — сам. Если не развалится.
Он поставил дрон на катапульту, закрепил рычаг, проверил затвор на фотоаппарате. Всё было готово.
Алексей встал у катапульты, глядя на дрон, как на живое существо. Всё, что можно было проверить, — проверено. Всё, что могло пойти не так, — он уже прогнал в голове десятки раз. Осталось только одно: запустить.
— Готов, инженер? — негромко спросил Чубаров.
Алексей кивнул. Рука легла на рычаг. Он вдохнул — и дёрнул.
Лязг металла. Хруст пружин. И — звук: лёгкий, тонкий, как гудение насекомого. Дрон сорвался с рельс, чуть качнулся вниз — и, словно спохватившись, пошёл вверх, поймав воздух крыльями.
— Есть... — выдохнул кто-то за спиной.
“Комар” медленно набирал высоту, болтая крыльями на порывах ветра. Он был смешным, угловатым, но в небе смотрелся чужим — как будто прилетел из другого мира.
Он исчез за деревьями.
Тишина повисла тяжелая. Алексей стоял с хронометром в руке. Каждая минута — как удар по виску.
— Через восемь должен сработать спуск, — пробормотал он. — Потом — разворот. Если всё по плану.
Молчали. Только
Пять минут. Восемь. Десять. Пятнадцать.
Никто не уходил. Все смотрели в серое небо.
И вдруг — точка.
Кто-то ткнул пальцем:
— Вижу! Летит!
Да, он летел. Низко, неровно, покачиваясь. Дурнев только прошептал:
— Вернулся, зараза. Сам.
Когда дрон сел — неудачно, зацепив стабилизатором край бруствера — он глухо шмякнулся, перекувырнулся и замер.
Первым к нему бросился Петров. Потом Алексей.
Крыло — трещина. Хвост — вогнут. Но камеру не задело. Фотокассета была цела.
Алексей держал её в руках, как реликвию.
Он вытер лоб — и впервые за много дней засмеялся.
— Пошли в подвал, — сказал он. — Проявим. Если получилось — значит даем результат. Если нет — придется запускать по новой.
И уже уходя, глядя на неподвижного «Комара», добавил:
— Но он вернулся. Это главное.
Глава IX. Первый результат
В подвале, превращённом в фотолабораторию, пахло уксусом, химией и гарью от коптилки. Алексей склонился над миской с проявителем. Плёнка с ленты Leica медленно проявляла очертания — контуры холмов, деревьев, тёмные точки — люди, техника, окопы.
— Есть... — прошептал он.
Дурнев, стоявший у двери, приглушённо выругался:
— Да ну… Смотри, вон она, пушечка. Под кустом замаскировали.
На первом кадре — ничем не примечательная лесополоса. На втором — просматривались скрытые позиции, едва заметные, но отчётливые. На третьем: гаубица, частично прикрытая брезентом. На четвёртом — силуэты людей. Один с рацией. Другой у ящика.
— Это наблюдательный, — сказал Алексей. — Вот за ним и бьют. Отсюда пристрелка.
Через двадцать минут снимки уже лежали на столе в блиндаже штаба. Командир вчитался глазами, сузив взгляд. Рядом стоял Чубаров, куривший уже третью махорку подряд.
— Ты уверен, что это свежая позиция? — спросил командир.
— Снимок сделан несколько часов назад. — Алексей говорил спокойно.
Командир кивнул связисту:
— Передай по батарее. Координаты — вот. Дать залп, проверить результат. Пятиминутный интервал.
Солдаты засуетились. Откуда-то принесли карту, приложили к снимкам. Быстро, слаженно — без обсуждений. Все поняли: если это сработает — война станет другой.
Через семь минут с востока донёсся залп. В воздухе дрожала земля. Через пять — ещё. В подвале все молчали. Алексей стоял у стены, сжимая пальцы в кулак. Дурнев ссутулился, глядя в пол.
— Больше ничего не будет? — спросил Чубаров, не оборачиваясь.
— Ждём разведку.
Спустя двадцать минут влетел связист с запиской. Командир вскрыл, прочитал. Поднял взгляд на Громова. Потом снова на бумагу.