Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
— Вы посмотрите, посмотрите, он же сержант! — орали с другого конца зала. — Вона лычки какие! А орден?! Откуда у него орден-то?
Оператор, конечно, пытался навести тишину, но без толку. К нему присоединился и председатель, тоже принявший махать руками и кричать громче других. Только галдеж лишь громче становился. Уже кричали и мужики, и бабы. Свистели мальчишки, также узнавшие односельчанина в том героическом командире.
— Тихо! А ну тихо, мать вашу! — Кудяков поднялся на сцену и с силой затопал по деревянному полу, отчего
С трудом, но кое-какое подобие тишины все же удалось установить. Пришлось даже свет включить, который и осветил красные возбуждённые лица людей в зале.
— Василий, давай-ка еще раз этот кусок про командира запусти! Только останови, когда он на нас смотреть станет.
Парнишку кивнул и начал возиться у аппарата, подкручивая пленку. Наконец, дав отмашку из-за света, вновь запустил фильм.
— Стоп! Хватит! — в нужный момент Кудяков взмахнул рукой. — А что, похож. Фигура его, и лицо… Вот тебе и дурень косорукий.
Председатель растерянно вытер платком пот со лба. Точно никак не ожидал такого. Думал уже, что этого дурачка куда-нибудь подальше «законопатили».
— Смотри-ка, до сержанта дослужился и целый орден заработал. Герой, оказывается…
Выходит, дурачок-то совсем и не дурачок. Сейчас посмотришь, а он очень даже ничего. Статный, крепкий, подтянутый. Гимнастерка, как влитая сидит, словно специально на него шили. Орел, настоящий орел. С этими мыслями Кудяков глянул в зал и понимающе крякнул. Незамужние девки так на экран глядели, что только слюна с губ не капала. Парни от них не отставали. Завидовали.
Увиденное все никак у него в голове не укладывалось. Как сельский дурачок, что годами пас стадо и двух слов не мог связать смог стать командиром и заслужить такую награду? Что же там такого случилось?
Продолжая думать об этом и после завершения всего этого, Кудяков и домой пошел. В дороге все «переварить» пытался.
— Бывает же так…
Перед домом присел на лавку, чтобы дух перевести и еще обо всем этом подумать.
— Бать?
Из ворот вышел сын и тоже сел рядом. Снял с головы кепку, начал ее мять в руках. Лицо при этом какое-то странное было, непонятное.
— Я ухожу завтра. Ты матери скажи, а то она плачет, остановится не может…
— Айтуган, ты чего? — не понял председатель. Папироса, что хотел затянуться выпала из пальцев. — Куда собрался? В район что ли едешь за краской? Так, не за чем.
Сын решительно натянул кепку на голову и встал перед отцом, а у того неприятно екнуло в груди.
— В военкомат, батя, ухожу. На фронт.
Помолчав, добавил:
— Еще тогда надо было идти, когда все пошли. Не могу людям в глаза смотреть… А теперь еще будет хуже, бать. Видел, как они все на него смотрели.
И без слов было понятно, кого сейчас он имел ввиду.
г. Слобожаны, бывшее здание
В кабинете, где еще недавно заседал первый секретарь горкома, сейчас проходило совещание командиров 101-го полка.Присутствовали комполка полковник Захаров, начальник политотдела майор Фомин, командиры батальонов и рот, чуть больше десяти человек. И обсуждали они недавние события, которые вызвали столько переполоха, как у нас, так и у немцев.
— … Кто-нибудь может мне вразумительно объяснить, что вчера вечером, а потом и ночью произошло? — Захаров со вздохом растер виски. Нудная головная боль его просто с ума сводила. — Красильников?
Комбат-2, медведеобразный мужчина, недоуменно пожал плечами:
— У меня КП почти за версту от того места было. Чего оттуда разглядишь? Бой видел и слышал, пехота наступала, шли танки, а потом все вперед побежали. Кто и когда отдал приказ не знаю…
— Товарищ полковник, разрешите? — от подоконника отделилась фигура. На тусклый свет вышел курносый лейтенант с забинтованной рукой на перевязи. — Комроты Бугров. Я почти все сам видел.
Захаров кивнул. Мол, говори.
— На дороге как раз танки показались, когда это началось…
Остальные понимающе переглянулись. Такое вряд ли когда-нибудь забудешь. Ведь, они уже все победу праздновали над влезшими в ловушку немцами, как тот неожиданно для всех ввел в дело целую танковую роту. А им ответить толком нечем было. Не готовились к такому. Они ведь с самого начала думали, что имеют дело с какой-то передовой частью. Планировали, заманить передовую группу под удар, уничтожить ее, и сразу отойти. А тут такое началось, что теперь совсем ничего не понятно стало.
— Я накричал на этого корреспондента с кинокамерой, что у нас под ногами мешался, и побежал к артиллеристам. Решил, пока первый и второй взводы будут сражаться, успею орудия на прямую наводку поставить. Тогда и пулю схватил.
Парень поднял забинтованную руку, и махнул ею. Судя по тому что скривился, болела еще.
— У артиллеристов уже схватился за бинокль. Смотрю, а наш сержант… ну, тот самый! На бруствере стоит и поднимает свой взвод в атаку.
— Что? — недоверчиво переспросил полковник. Под шквальным огнем противника, к тому же на танки, не каждый встанет в атаку. — Пошел в атаку?
— Да, товарищ полковник, — кивнул лейтенант. — Сержант Биктяков первым бросился на врага, а за ним уже пошел в атаку и весь взвод. Никто в окопе не остался.
Слушая, комполка качал головой. Слишком уж странные мысли приходили в его голову. Получалось, что обычный сержант, недавний сельский парень, дай Бог, с тремя классами образования, в пылу боя додумался до очень хитрого хода. Чтобы немецкая артиллерия по нему не била, он пошел врукопашную. Похоже, врагу даже в голову такого прийти не могло, раз тот опешил и на какое-то время даже растерялся.