Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
— … Фроська, в шестнадцатую давай! — крикнула ее подруга Анна Карпина, сама побежавшая в противоположное крыло. В проеме только ее серый застиранный халат мелькнул.
— Бегу-у…
Ни в одном глазу страха не было. В голове билось лишь одно — только бы успеть добежать до палаты и хватило бы сил вытащить раненного на улицу. Сама худенькая, маленькая, как девчушка, а по коридору бежала, не каждый угонится.
— Бонбы! На улицу бегите! Бонбы! — пронзительно кричала она, проносясь мимо ближайших палат. Там ходячие, им легче,
Завернула за угол, и сразу же уткнулась в дверь. За ней как раз и лежал неходячий, которого вчера вечером принесли. Его толи контузило, толи ранило. Как принесли, так и лежит с тех пор в беспамятстве.
— Сейчас, сейчас, миленький, — шептала она, подходя к кровати. Боялась, что сил не хватит его вытащить из палаты. — Помогу…
Решила, что попробует его себе на спину взвалить. В руку вцепилась, потянула на себя, а тело даже и не шелохнулось. Фрося, фыркнув на себя недовольно, дернула еще сильнее.
— Давай, Фроська, давай! — с натугой поворачивала мужское тело, что взвалить его к себе на спину.
И после очередного усилия почти удалось. Парень перевернулся на бок, одеяло задралось и…
— А-а-а! — не хуже сирены, взвизгнула девушка. — А-а-а-а!
Прямо из под одеяла на кровать хлынули сотни и сотни крошечных черных паучков. Настоящая бархатна волна с тысячами ножек расходилась в разные стороны, наполняя помещение еле слышным шуршанием.
Фрося, до тряски боявшаяся пауков, разом посерела. Глаза закатились, ногами засучила.
— А-а-а…
Взвизгнув напоследок, потеряла сознание и по стене мягко осела на пол.
Сюрреализм какой-то.
Здание то и дело сотрясает от взрывов авиабомб. Ходят ходуном стены, пол. С потолка сыпется побелка, валятся и с грохотом раскалываются куски штукатурки. Со звоном бьется оконное стекло, наполняя воздух стеклянным крошевом.
У стены без движения застыла белобрысая медсестричка, бессильно откинув голову. Белое, без единой кровинки, лицо, и застывшая на нем гримаса ужаса.
С другой стороны стояла кровать с лежавшим парнем, которого окутывало черное шевелящееся одело из паучков. Наподдающее подсчету месиво из паукообразных непрерывно двигалось, то покрываясь живыми буграми, то расползаясь в стороны, обнажая человеческое тело.
— … госпожа… — брови, уголки рта пошли вверх. Морщины разгладились. На лице больного застыло выражение безграничного счастья. — Благословенная Ллос…
Риивалу снился тот самый день Посвящения, когда мужчины единственный раз в своей жизни могут оказаться внутри святилища и приобщиться к благодати Богини. Он чувствовал невесомые мимолетные прикосновения одеяний жриц, исполняющих вокруг него ритуальные танцы. Мягкое шуршание ласкало слух. Необъяснимая благодать наполняла каждую частичку его тела.
— … Ллос.
Он медленно открыл глаза.
В воздухе плыла взвесь из мела и штукатурки. По ушам
— … Благословенная.
Но, даже проснувшись, дроу продолжал улыбаться. Совершенно искренне, с радостью, словно и не видел творящегося вокруг него.
— … Я чувствую твои милость и благодать, — медленно вырывались из его рта ритуальные фразы. — Принимаю ее с радостью и священным трепетом…
Как никогда радостно трепетало его сердце. Темная госпожа впервые в этом мире ответила на его зов, послав своих верных слуг. Значит, он все делает правильно. Что это, если не знак его избранности? В его родном мире только жрицы могли «разговаривать» с паукообразными созданиями, поддерживая с ними незримую связь.
— … Теперь все будет по-другому, — шептал Риивал с фанатичным блеском в глазах. — Еще немного, совсем немного и она вернется.
Если раньше еще и были некоторые сомнения в выбранном пути, то сейчас их совсем не осталось. Нужно было лишь удвоить, утроить усилия, чтобы ускорить ее возвращение. Нужно было лишь больше жертв.
— Я сделаю, я все сделаю… Нужно лишь больше жертв, ещё больше, и она вернется…
Путь вновь стал, как никогда прост и ясен. Нужно было лишь хорошо делать то, что умел любил каждый из тёмного племени. Нужно было лишь убивать — много, очень много, жестоко.
— Наконец-то, все просто.
Риивал вскинул голову и уже совсем другими глазами посмотрел вокруг себя. И могло показаться, что все это — разбитые окна, вывороченные рамы, свисающие доски потолка — он видел впервые.
— Война… — раздувались его ноздри, блестели восторгом глаза. — Ведь кругом война… И нужно лишь убивать, больше убивать… Убивать…
Одним мягким движением дроу скользнул с кровати, заставляя раствориться покрывало из мириад крохотных пауков. На глазах тысячи и тысячи паукообразных разбегались по углам, щелям, дырам, не оставляя после себя и следа.
У стены присел, легко подхватывая на руки девичье тело в сером халате. Ту, что дарует жизни, врачует, нельзя оставлять в опасности — непреложный закон. И дварфы, и люди, и эльфы, и дроу берегут и охраняют своих целителей, как зеницу ока. А здесь хуже чем у животных…
Не останавливаясь, перемахнул через подоконник. По-кошачьи мягко приземлился на той стороне, и сразу же принялся осматриваться.
— Где…
Рука непроизвольно шарилась у пояса в поисках ножа, так и не находя его. На нём не было ни ножен, ни пояса, лишь завязка на больничной пижаме.
Но врага рядом не было. Никого вокруг не было. Улицы словно вымерли. Лежали вывороченные взрывами деревья, рядом с остовами зданий возвышались кучи битого кирпича, виднелась пара сгоревших грузовиков.
Ни единой души не было, хотя…
— Гражданин Биктяков? — прямо за его спиной раздался хриплый голос. — Сдайте оружие, если есть!