Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
— Я через бинокль все видел, — продолжал командир роты. — Видел, как он петлял, как заяц по лесу во время охоты. В него стреляли, рядом разрывались гранаты, а ему хоть бы хны. Бежит себе дальше, и бежит. А перед танком…
У полковника, честно говоря, было лишь одно объяснение удавшейся атаке — невероятное стечение самых разных обстоятельств. Это и неожиданная, не укладывающая ни в какие- шаблоны и правила войны, атака, и поразительная храбрость самого сержанта, и его удивительная меткость. Иначе, как можно было обездвижить сразу два танка?! Только поразив механика-водителя точным, снайперским выстрелом
— … А когда и первый взвод за ними поднялся в атаку, я приказал артиллеристам открыть огонь и повел в бой остальных. Тогда мы и закидали гранатами еще две танкетки. После этого немцы дрогнули и побежали назад.
Захаров вновь кивнул головой, как китайский болванчик. Это уже было похоже на правду, хотя и оставалось еще многое самых разных «НО». Например, вот эта котомка с немецкими жетонами, что сейчас лежала на столе.
— Тогда, что с этим? — командир полка показал на развязанный мешочек, под завязку заполненный металлическими знаками. Пару из них вывалилась и лежала на столе, отчего на них можно было разглядеть цифры и готические буквы. — Тоже ОН сделал?
И никому не нужно было объяснять, кого полковник сейчас имел ввиду. Конечно, же разговор вновь зашел об этом странном сержанте.
— Я еще вчера посчитал, там ровно сто двадцать шесть жетонов, — к столу подошел комбат-2. Запустил ладонь в мешок и высыпал содержимое на стол. Посыпавшись, значки тоненько зазвучали. — Тут всяких хватает. Вот эти связисты…
Красильников отложил в сторону три идентификационных знака. Кривым ногтем ткнул в надписи на них, которые и означали роты связи.
— Эти четверо из одной роты, из танковой.
К металлической троице присоединились еще четыре жетона, на которых виднелись другие характерные знаки.
— Тут есть с десяток унтер-офицеров, двое лейтенантов и даже один майор… Честно говоря, это все на Героя тянет, и даже не на одного. Такие вот пирожки с котятами…
После его снова стало необычайно тихо. Слышно было лишь напряженное дыхание командиров, в глазах которых виделся лишь один вопрос — как?
— Утащил их, этот ваше херой, и все дела! — молчание неожиданно прервал майор Фомин. Поднялся со своего места с кривой усмешкой. Ну, ни на грамм он не верил этому сержанту. Чуял в нем что-то враждебное, не советское. Хотя, может и обидно было, что тому орден за поимку диверсанта дали, а ему не дали. — К немцам, поди, за шнапсом полез, и наткнулся на запасные жетоны в обозе. После приволок к нам. Берите, мол, получайте! То же мне подвиг. Если честно, у меня на этого кадра столько материала, что только держись…
Только никто больше его не поддержал. Молчание и характерные взгляды остальных командиров говорили совсем о другом, чего Фомин не мог не почувствовать.
— Думаете, этот ваш замечательный сержант со всех сторон чистенький? Нет! — начальника политотдела такое отношение явно задело за живое. Совсем не привык к такому. — Пальцев на руках не хватит, чтобы перечислить все, что на него пришло. Груб, не сдержан, жесток, допускает рукоприкладство, политически совершенно безграмотен. На прошлой
Майор уже раздухарился, совсем забыв про злополучную котомку с немецкими индивидуальными жетонами. Похоже, всем хотел свою силу и власть показать.
— Я это все так не оставлю, — в конце концов, твердо заявил Фомин, потрясая небольшой записной книжкой. Все в полку знали, что именно туда он тщательно записывает все нарушения бойцов и младших командиров. — Сегодня же подготовлю рапорт, где подробно опишу все его художества. Когда же с командованием наладим нормальную связь, все передам по адресу. Пусть там во всем разберутся. В Красной Армии не нужны такие люди.
Довольно улыбнулся при этом. Точно передаст на сержанта все материалы, к бабушке не ходи. В дивизии в такое тяжелое время с этим делом никто разбираться не станет, совсем парня загубят.
— Я этого липового героя выведу на чистую воду, — рубанул он рукой воздух, показывая свою решимость. — Показательно накажем, чтобы остальным было неповадно. Прямо сейчас проведу обыск в его землянке, досмотр его вещей. Будьте уверены, столько всего найдем, что не отвертится.
Кивнул полковнику, Фомин быстрым шагом вышел из кабинета.
— Красильников! — полковник посмотрел на комроты. — Давай-ка за нашим майором. Ретивый уж больно он. Как бы дров не наломал. Посмотрим там…
Лейтенант с перевязанной рукой тоже вышел, гремя сапогами по обшарпанному паркету.
— Дурак! — в этот момент кто-то из присутствующих громко выругался. Полковник с удивлением поднял голову и начал вглядываться в командиров, тоже явно удивленным. — Дурак, этот ваш майор!
К столу, прихрамывая, подошел врач из госпиталя. Старый еврей осуждающе качал головой, кидая взгляд то на одного командира, то на другого.
— Вы простите мне такую откровенность, товарищи. Мне можно, я уже старый, пожил свое, — начал он дребезжащим голосом. — Я говорил и повторю это еще раз — товарищ майор откровенный, клинический, а еще и завистливый, дурак. Да, да, именно так. Это почти медицинское заключение. Ведь, только дурак с головой лезет огонь…
Глава 17
Теперь мой путь прост и ясен — просто убей как можно больше
г. Слобожаны
Полковник Захаров с силой растер глаза. Всю ночь из-за головной боли не сомкнул глаз, а под утро со страшной силой начало клонить ко сну.
— Гена, завари чая покрепче! — не отходя от окна, позвал он ординарца. — И заварки не жалей.
Вскоре в кабинет прошмыгнул худощавый боец с заспанными глазами, оставил дымящуюся кружку, и так же тихо исчез. Досыпать, наверное, с завистью проводил его глазами полковник. Ему же теперь точно не до сна. Совсем непонятно, чего принесет новый день.