Другая химия
Шрифт:
Мне больше не была нужна тушь, и узоры, и что-то ещё. Достаточно было счастья.
Я просто любил её. Я, растение, просто любил её.
И теперь я отправляюсь следом.
А ты найди утраченное и прощай».
Леонид прочёл последнюю строчку и закрыл глаза.
Неужели Виктор написал её именно для него? Или это послание кому-то ещё, кому-то из оставшихся девяти людей? Кому-то из внуков?
– Это прощальное письмо, – сказал Леонид, открывая глаза. – Он действительно знает, что Леди Александры больше нет.
– Когда
– Проклятье?
Вера вяло кивнула на рукопись деда.
– Оно того не стоило, по-твоему? – Леонид вдруг разозлился. Она обернулась к нему, посмотрела в глаза и покачала головой:
– Откуда мне знать? – в её голосе была горечь. – Никогда я не испытаю… подобного. Забирай, ладно. Дедушка оставил это тебе. Сказал же – «воля», «подарок».
Леонид неожиданно для себя прижал листы к груди. «И заберу», – решил он. Не оставлять же это на растерзание детям Виктора. Только старший, по слухам, чего-то стоил, но умер совсем молодым. А трое оставшихся – дегенераты.
Мысленно оскорбив детей Боне, он успокоился.
– Спасибо, – сказал Перелётов. – Это многого стоит.
И всё-таки смог пересилить себя и, уставившись в пол, произнести правду о собственных чувствах:
– Он… я прочёл тогда, давно, в юности его стихи – про «голос чужого», про эхо, раздающееся в голове, ты знаешь, наверное. И вдруг почувствовал, что не одинок. Между мною и им, конечно, пролегали световые годы, он был звездой, я – подростком из ниоткуда, но всё равно. Он как будто знал, что со мной происходит. Я не забуду этого.
Закончил говорить, выдохнул, поднял глаза на Веру: она смотрела задумчиво, грустно, поджав губы. Потом кивнула:
– Спасибо.
Аристократ
Он давно не доставал эту книгу с полки, не вспоминал о ней, пока Боне был жив. «Он и сейчас ещё жив, – напомнил себе Леонид. – Не хорони его раньше времени». Но ощущение, будто для Виктора уже всё кончено, изгнать не удавалось. Оно надолго парализовало мысли Леонида. Он всё вертел книгу в руках, открывал, смотрел на форзац, шевелил губами.
И когда Здрановский вновь появился на пороге его кабинета, Перелётов вдруг, вместо того, чтобы заговорить о деле, взялся читать вслух немного выцветшие, написанные от руки строки:
«Тело твоё – от корней, потому что оно питает и поддерживает, пьёт силу земли.
Разум твой – от ствола, потому что крепок он, и стройны твои мысли, и высоки твои побуждения и стремления.
Чувства твои – от веток, и листьев, и цветов, потому что в странный узор связаны судьба твоя и людей рядом с тобой, но недолговечны твои желания – распускаются и облетают в свой срок, а из них рождаются новые корни,
Находятся также люди, что утверждают: есть в тебе, человек, что-то от дриад – древесных душ, и можешь ты творить чудеса, потому что свободен во всём, как вольный лесной народ. Но так ли это? И видел ли ты когда-нибудь хоть одну дриаду? И чувствовал ли ты когда-нибудь желание быть свободным от своих корней, ствола и ветвей? Не верь им, ибо это – ересь.»
– Это, должно быть, самое длинное посвящение, – пробормотал Леонид, захлопывая книгу, – понимаете, этот томик он подписал мне в тот же день, когда я впервые его увидел. Отдал мне и сказал, что будет меня учить. Это было…
–…щедро? – предположил Здрановский. – Должно быть, вы к нему сильно привязаны.
Он был вежлив и вроде спокоен, но Леонид чуял: детективу не терпится спросить, прояснилось лишь что-нибудь после визита к Великому Боне.
– Я ничего не узнал, – сказал Перелётов. – Виктор уже вряд ли сможет открыть кому-то тайну или что там произошло. Он едва смог произнести пару слов.
Про последнюю работу Виктора он умолчал. Наверное, стоило хотя бы упомянуть о ней, ведь там было что-то – не ответы, но намёк на то, что эти ответы всё же существуют. И в то же время, это была слишком личная вещь, чтобы вот так запросто о ней говорить.
Здрановский едва заметно кивнул, нахмурился, выдержал ещё одну сочувственную паузу и сообщил:
– Мне, к сожалению, вас тоже порадовать нечем. Представительница Бомбы, госпожа Блэксмит от меня отмахнулась. Официально нам к нему не пробиться, а неофициально – я пока не сумел выяснить, где он находится. Его, гм, приватность охраняется сурово. Но, так или иначе, думаю, мы сможем к нему подобраться. Пока же я займусь остальными. В папках есть детали, по которым можно вести поиск…
Он замолчал. Леонид понял, что давно уже не вслушивается в слова детектива.
– Да, Бомба… – он собрался с мыслями. – Можно было ожидать. Если бы я не был знаком с Виктором, случилось бы то же самое… К нему бы мы тоже не «пробились», так вы сказали?
Детектив кивнул.
– В общем, пока берём небольшую паузу…
– А Мендоуз? – вспомнил Леонид. – Есть же ещё он.
– Нет, – мгновенно ответил Здрановский. – Поверьте, это не тот человек, которому можно довериться. Он, думаю, тут же вцепится в вашу тайну, но что он сделает с ней потом? В лучшем случае, выставит вас на посмешище со своими «поисками истины», повернёт всё так, что вы от этого уже не отмоетесь. В худшем – вы окажетесь замешены в незаконные и сомнительные вещи.
Леонид задумчиво смотрел на него, и детектив повторил с нажимом:
– Мендоуз – не тот человек. Вам с ним лучше вообще не встречаться, никогда. Вы понимаете?
– Конечно, – Леонид пожал плечами. – Я не собирался действовать за вашей спиной.
У стойки отеля перед Перелётовым оказались ещё два человека. И ожидая своей очереди, он рассеянно разглядывал холл: тонкая полоса лепнины по периметру потолка, нежно-лиловые стены в прожилках, вряд ли мрамор, всё-таки не «пять звёзд», но имитация хорошая.