Другая музыка нужна
Шрифт:
— Хорошо! — промолвил Пишта и так торопливо скинул халат, будто он вдруг загорелся на нем.
— Пишта, сынок… Осторожно!..
— Тетя Барбала, будьте спокойны… Я к нему не подойду… Там работает еще и другой товарищ. Янош Коронги. А его сыщики не вспоминали?
— Нет.
— Тогда и вы забудьте о нем… Я думаю… Я думаю, пусть Йошка Франк придет сюда… И… и… и… мы с вами, тетя Барбала, вынесем его на носилках.
— А как? Они же предупредили вахтера.
— Но называли-то Эндре Ковача, не Ласло Надя. А заболел Ласло Надь. Он может выйти. Дизентерия. Пищевое отравление.
— Хорошо… Но теперь бегите!
Пишта помчался по темному двору, освещенному лишь окнами цехов и июньской полной луной. Теперь все ему казалось грозным, даже маленький паровозик, который, словно ворча на кого-то, маневрировал, посвистывал и так скрежетал буферами, будто чьи-то кости ломал.
Пишта вернулся через несколько минут. Вскоре появился и Йошка Франк. Он мгновенно сообразил, о чем идет речь, и согласился с планом Пишты. Послушно лег на носилки. Его укрыли одеялом. Барбала Катона взялась за передние ручки, Пишта — он был снова в халате — подхватил носилки сзади, и они пошли к проходной. Пиште вспомнилась железная койка. В тот вечер так же светила луна, и он чувствовал такую же тревогу.
— Карета уже подъехала? — тихо и монотонно спросила сестра милосердия у вахтера.
— Какая карета?
— Из «Святого Иштвана». Тяжелый случай пищевого отравления.
— Кто это? — сонным голосом спросил вахтер, ткнув пальцем в сторону носилок.
— Ласло Надь… Вот направление.
— Тащите…
— А карета уже прибыла? — еще раз спросила предусмотрительная сестра.
— Что я вам, мальчик на побегушках! Сами смотрите. — И отворил дверь на улицу. Выпустив их, вернулся в свою каморку и задремал опять.
Пишта с Барбалой тащили носилки шагов пятьдесят. Потом Йошка спрыгнул с них, и Пишта сказал:
— Ты передай через Мартона, где мне найти тебя.
— Ладно. Но с вами-то что будет?
— Ерунда, не важно! — лязгнул зубами Пишта. — А ну, смывайся!
Йошка Франк быстро чмокнул Пишту, потом Барбалу Катона, которая только тогда ответила на неожиданный поцелуй, когда Йошка Франк был уже совсем далеко.
— Да, да… Ничего не поделаешь, такова жизнь…
4
Обыскав большой цех, сыщики выяснили, что не хватает одного рабочего. Имя его удалось установить лишь после долгих проволочек. Рабочие придурялись, как только могли, говорили наперебой, перебирали самые различные имена и только, когда уже не было иного выхода, кто-то назвал Ласло Надя. Но сыщики не поверили, продолжали расспрашивать, а спасительные минуты летели одна за другой.
— Куда он делся? Когда ушел?
— Откуда нам знать? Может, в нужнике сидит?
— Так долго?..
— Что ж, всяко бывает…
Сыщики прошли сперва в заводскую уборную, потом к вахтеру.
— Ласло Надь вышел сейчас с завода?
— Ласло Надь? — тупо переспросил разбуженный вахтер и разыскал бумажку. — Да…
— Когда?
— Да уж с полчаса… Тяжелое пищевое отравление, — прочел он по бумажке.
— Чтоб вас тяжелая кондрашка хватила!.. Говорили же вам:
— Уж извиняйте, но только его на носилках притащили из приемной. Вы-то ведь искали Эндре Ковача.
Через минуту сыщики были уже в приемной. Сестра милосердия и Пишта как раз с невероятным усердием перевязывали пострадавшего рабочего.
— Куда вы Ласло Надя девали? — набросились на них сыщики.
— Подождите! — медленно и с таким укором ответила сестра, будто во время сложной операции ей задали неуместный и глупый вопрос — вроде того что: «Когда будет масленица?»
— Отвечайте немедленно!
— А вы не видите, что я рану перевязываю?
— Не вижу! — злобно рявкнул сыщик.
— Жаль, — ответила сестра. — Это надо видеть.
— Куда вы отправили Ласло Надя? — заорал сыщик уже во всю мочь.
— В больницу святого Иштвана! — ответил вместо Барбалы Пишта, громко потянув носом.
— Телефон больницы!
— Пишта, посмотрите…
Пишта, хотя и помнил номер наизусть, долго возился с телефонной книжкой.
Несколько минут спустя приемная огласилась еще более страшным криком:
— В больницу святого Иштвана повезли?.. А там ничего не знают?!
— Как это может быть? — кротко спросил Пишта. — Ведь мы же сами посадили беднягу в карету.
— Он был без сознания, — добавила Барбала.
— Его тошнило все время, — промолвил Пишта.
И Пишту и Барбалу сыщики захватили с собой, но оба они так упорно твердили одно и то же, что к утру их выпустили.
5
Из тюрьмы на проспекте Маргит Пишту Хорвата повели в военную тюрьму на улицу Конти, оттуда — в будапештскую военную комендатуру, потом в отдел контрразведки военного министерства и, наконец, опять обратно. Пишта нарассказал столько былей и небылиц, что довольные следователи военной прокуратуры (по счастью, они хотели всю славу присвоить себе и потому не устанавливали связи с политическим отделом полиции) выписали ему новые башмаки взамен его рваных и пообещали достать еще и одежду. Протоколы допросов составляли уже семь папок. Два следователя, сменяя друг друга, работали по четырнадцать — пятнадцать часов в сутки. И хотя было несомненно, что часть рассказов Пишты — плод фантазии, однако жадные следователи записывали и протоколировали все в полном убеждении, что так, глядишь, и правда выплывет на свет божий, а главное — этот огромный материал «будет импонировать наверху». И следователи радовались, надеялись на повышение…
А Пишта, надо сказать, кроме Бела Куна, не назвал ни одного человека, с кем он был в Сибири. Зато уж вместе с Бела Куном побывал в стольких местах, начиная от Томска до Орши, что, будь у них даже двадцать ног, их все равно бы не хватило.
Пишта Хорват поступил очень просто: всех превратил в Бела Куна, начиная от Ференца Эгри и Дёрдя Новака, вплоть до той приютившей его на ночь горластой бабы. Но про мать Петера Чики и обитателей ее квартиры ни звука не проронил. Не упомянул даже о том, что его сестренка Маришка живет в Пеште. Выходило так, будто по приезде он сразу поехал в Коложвар.