Друзья и любовники

Палмер Диана

Мадлен была готова расцеловать его, увидев, как вспыхнуло лицо пожилой женщины.

– Спасибо, – сказала та прочувствованно. – А теперь расскажите, как нам добраться до Хьюстона.

После того как туристки уехали, Джон вскочил на лошадь и подождал, пока сядет Мадлен. Затем он спокойно зажег сигарету и направился к амбару, где лучшие быки жили истинно по-королевски, с кондиционером и отоплением в зимнее время.

– Эй, негодяй! – шутливо окликнула его Мадлен, пытаясь вывести его из мрачного состояния, в которое он снова впал.

Но он даже не удостоил ее взглядом.

Он по-прежнему был в ярости, а она не знала, как лучше объяснить ему свой поступок, который и сама толком не могла понять.

– Расскажи, что за человек был твой отец? – неожиданно попросила она, поравнявшись с ним.

Он внимательно поглядел на нее.

– С чего ты вдруг спрашиваешь? Она пожала плечами.

– Сама не знаю. Ты никогда о нем не говорил. И я… просто мне интересно.

Он сделал глубокую затяжку и задумчиво устремил глаза вдаль.

– Он был несгибаемый, жесткий. Очень организованный и целеустремленный. В детстве он был лишен всего и поэтому решил показать всему миру, что способен делать деньги не хуже других. Он служил на флоте до того, как купил Большую Сабину и начал бурить нефть. – Он горько ухмыльнулся. – Сначала отец нашел совсем немного, но мы все это скрупулезно выжали, купили еще земли. И тут нам повезло.

– А твоя мать? – спросила она осторожно.

– Она умерла, когда я родился.

– Прости, я не знала. – Мадлен уставилась на рыжие спины быков. – А ранчо назвали в честь битвы?

– Да, битвы в ущелье Сабина, где родился мой отец. Когда в 1863 году во время Гражданской войны войска сторонников федерации пытались войти в Техас через это ущелье, два лейтенанта, Ричард Доулинг и Н. Г. Смит, защищали тамошнюю крепость, имея всего шесть пушек и сорок два солдата. И оборонялись они так успешно, что никто больше уже не пытался пробраться через это ущелье.

– Я не сомневаюсь, что твоему отцу понравилась бы эта история. Я права? – Она улыбнулась ему.

– Эти чудаки? – Он задумался. – Пожалуй, что да. Единственное, что ему не нравилось, так это отцовство. Первые двадцать лет моей жизни он только и делал, что винил меня в смерти матери. Так что никакой трагедии не было, когда он пошел служить и оставил меня у дяди.

Она с любопытством смотрела на его четкий профиль. Ей хотелось знать, что за обстоятельства сделали из него такого человека, каким он был.

Он спешился, поставил ногу в высоком сапоге на нижнюю перекладину забора и, облокотившись о верхнюю, стал смотреть, как неуклюже топчется на своем одиноком пастбище крупный племенной бык.

Мадлен тоже слезла с лошади и присоединилась к нему. Каким большим и сильным он вырос, снова удивилась она, думая об одиноком мальчике, каким, очевидно, он был. Она рада была встать поближе к нему, оправдываясь перед собой тем, что стало свежо, а от Джона всегда исходило тепло. Она окинула его взглядом, снизу вверх – от длинных сильных ног до широкого кожаного пояса на тонкой талии, массивной груди и мускулистых рук. Руки его, темные из-за волосков, что густо покрывали все тело, были удивительно красивые – широкие, загорелые, с длинными пальцами. Ногти всегда были тщательно подстрижены и безупречно

чисты, несмотря на то что ему приходилось много трудиться на ранчо. Он носил лишь тонкие золотые часы, никаких колец.

– Ты что, решила взяться за кисть? – бросил он раздраженно. – По-моему, за столько времени мой портрет уже должен был бы отпечататься в твоей памяти.

Она перевела взгляд на быка.

– Я просто думала, – сказала она.

– Думала о чем? Об очередной жертве преступления?

Это была первая капель в леднике, который он возвел вокруг себя. И она ответила ему робкой улыбкой.

– Не совсем. Думала, какие гнусные орудия мне могут для этого понадобиться, и о кое-каких деталях, весьма устрашающих.

Он тихо рассмеялся и наклонил голову, чтобы зажечь сигарету.

– А в кого на этот раз всадят топор? Она бросила на него быстрый взгляд.

– Я подумывала, а не убить ли мне самого сыщика?

– Твои поклонники повесят тебя на первом же суку.

Он поглядел на ее слегка растрепанные рыже-золотые волосы, горящие щеки и огоньки в зеленых глазах. Зрачки его сузились.

– Ты так мало похожа на убийцу… – пробормотал он.

Она дерзко улыбнулась.

– Я всегда любила детективы, – возразила она. – Следить, как распутываются преступления. Я хотела идти работать в полицию, но в журнале было дел невпроворот.

– Не скучаешь по ним? – В вопросе звучало живое участие.

– Ты имеешь в виду репортерскую деятельность? – Она задумалась, вспоминая то время, когда была единственным репортером и фотографом еженедельника в маленьком провинциальном городишке. – Не знаю. Иногда мне кажется, все бы отдала, чтобы только вернуться обратно. Все было так просто по сравнению с тем, что я делаю сейчас. Мне не нужно было сочинять новости, надо было только сообщать о них.

– Думаю, это не так уж трудно – изыскивать новые способы убийства людей. – Он насмешливо поглядел на нее.

Она рассмеялась.

– Тебя это удивит, но конкуренция – жестокая штука, а я была новичком. Поэтому и приходилось выжимать из себя все – иначе окажешься за бортом.

– Мне понравилась «Скрипучая башня», – сказал он.

– Спасибо.

Он ухмыльнулся.

– У героя я обнаружил некоторые… ну, скажем, знакомые черты.

Она почувствовала, что краснеет, вспоминая своего сыщика: высокий, широкоплечий, с усами, любитель шотландского виски, никогда не расстающийся с вещами до тех пор, пока они окончательно не развалятся. Чего греха таить, она списала его с Джона, но тем не менее никак не ожидала…

– Собираешься возбудить против меня дело? – спросила она кротко.

– Какой может быть суд, я польщен. – Он еще ниже надвинул шляпу, скользнув по ней взглядом. – А героиня в чем-то… напоминает тебя.

Она взглянула на него и почувствовала, как дико запрыгало сердце. Ей это не приходило в голову.

– Правда? Тебе так показалось?

Ее смущал его темный неподвижный взгляд.

– Почему ты унеслась от меня перед тем, как появились те туристки? Не потому ли, что я сказал тебе о ночи, проведенной без сна, а ты вообразила, будто я провел ее с Мелоди?