Друзья, которые всегда со мной

Рябинин Борис Степанович

Джери больше не выставлялся; в Ленинград приехала Снукки.

Снукки была «беспроигрышным билетом». Я уже привык к тому (успокоился или зазнался?), что, где бы мы ни появлялись, независимо от состава и количества участников, первое место обеспечено. Если б я знал, какое разочарование ждало меня на сей раз!

Правда, тревожные симптомы были уже, но я по молодости и легкомыслию не обратил на них должного внимания.

В первой книге «Моих друзей» я уже писал о том, как упорный авитаминоз может мучить эрделей. К сожалению, приходится говорить об этом еще раз. Эрдели — крепкая порода; но авитаминоз — их уязвимое место. Болезнь не оставила Снукки, прошло некоторое время, и последовал рецидив. Короче говоря, с авитаминозом

Снукки мне пришлось воевать почти всю ее жизнь. (Странно, но он заглох и перестал напоминать о себе в дни войны, когда питание резко ухудшилось, — не потому ли, что в пищу собакам пошли и картофельные очистки и многое другое, что в мирное время скармливалось свиньям или выбрасывалось на помойку?) Собаки мои много бегали, двигались, и все же городская жизнь напоминает о себе. Не знаю, может, и я был виноват в чем-то. Иногда можно навредить, совсем не желая того, понести урон от излишней любви, например, перестараться в чем-то. Так довольно часто бывает в собаководстве.

Помню, когда я привез Снукки из питомника, она надолго сделалась предметом моей неустанной заботы. Перед отъездом у нас с Алексеем Викторовичем и его женой состоялся разговор, долго не выходивший из ума.

Алексей Викторович показал мне Рипа — отца Снукки, вернее продемонстрировал, на что тот способен, потом рассказал о нем. Достижения Рипа подавили меня.

— Нет, у меня, наверное, никогда не будет такой собаки, как ваш Рип, чтоб она могла брать призы на всесоюзных выставках, и вообще… — уныло сказал я тогда.

— Э-э, батенька мой, — возразил Алексей Викторович, как всегда с ободряющей улыбкой, — все приходит к тому, кто умеет ждать, как говорят французы…

— И добиваться, — добавила Софья Владимировна.

— И добиваться, — согласился Алексей Викторович. — Это уж обязательно. Под лежачий камень вода не течет.

Я всю жизнь боялся оказаться в положении лежачего камня, чего бы это ни касалось. Я добивался. И добился: Снукки стала «звездой». А потом, наверное, я в чем-то ослабил внимание, забыл, что собака — живой организм, не картина, которую написал, повесил на стену, и будет такой хоть тысячу лет.

Нас (меня и моих домашних) смешила Снукки, танцующая под скатертью. А ей было совсем не до танцев: зудило в спине, и щекотание свисающих концов скатерти доставляло некоторое облегчение. Снукки принималась яростно грызться, хватать себя за спину, щелкать челюстями. Скажешь «фу» — уйдет на место и грызется там. Часто, как бы ища защиты от мучительного зуда, ложилась у ног. Без нас раздирала себя в кровь.

Мы прозвали ее Снукки-«балалайка». Трень-брень, трень-брень… И так, если не «фукнуть», часами. Сядет и задней лапой где-нибудь под передней или по шее: трень-брень, трень-брень… «Ну, чисто балалайка!» — говорила моя мама.

Я писал о том, как в первый раз решил, что у Снукки завелись паразиты — блохи. Но блох не оказалось. И блохи — что, пустяк (хотя их часто боятся). Вымыл с креолином, и следа не осталось, сдохли все. А вот авитаминоз — зловредная штука.

Изгнать его нелегко. И вообще неправильный обмен веществ в высшей степени неприятен.

Мы уже привыкли к виду Снукки, дергающей кожей. Бедняжка! — говорю я теперь. А тогда? Кормили ее хорошо. Движение? Гм… Конечно, оно было, однако, какова его норма, необходимая организму? Редкий день обходился без того, чтобы я, забрав Снукки, не шел на старую квартиру, там к нам присоединялся Джери, и втроем мы направлялись на излюбленную нашу Обсерваторскую горку. Потом, когда там начали строить что-то новое, а деревья срубать, нам пришлось поискать другое место. Зимой было хорошо на пруду, ходили на лыжах за город.

Регулярное выгуливание я считал своей святой обязанностью. И все-таки, все-таки… С течением времени моя занятость возрастала, а продолжительность прогулок сокращалась, я начал делать скидки себе: в другой раз нагуляю. В другой раз…

Так проходили недели, месяцы. Конечно, это тоже сыграло роль.

Безусловно, благотворны для организма самки беременность и роды, иначе говоря — щенки: но Снукки вязалась мало, даже не знаю почему. Это вышло как-то само собой.

Особо хочу остановиться на питании. Снукки получала достаточно, да. Но дело не только в сытости. Даже кормя собаку мясом (а это абсолютно необходимо), желательно его разнообразить: сегодня — мякоть, завтра, быть может, требуха, рубец. Пользу принесут и кожа, и сухожилия, и, возможно, даже шерсть (ведь хищник в природе глотает мясо с шерстью).

Кстати о мясе. Некоторые иностранные авторы усиленно рекомендуют давать его в пищу собакам почти исключительно сырым. Дж. Байракли-Леви утверждает, что через несколько поколений воспитанные таким образом щенки становятся невосприимчивыми к чуме и некоторым другим болезням. Думается, в этом есть здравый смысл. В то время, к которому относятся мои записки, о таких тонкостях не шло речи, и собак кормили только вареным мясом.

Ткани тела отличаются по составу, это доказано; естественно предположить, что для полноценного питания разных органов нужны и разные вещества. Жители Лабрадора, например, установили, что даже жир одного организма может быть различным: так, в лапах северных собак он гораздо больше сопротивляется морозу, не затвердевает при низких температурах, и это естественно (мудрость природы!), поскольку собачьи лапы все время соприкасаются со снегом и льдом. Иначе собака быстро потеряла бы способность двигаться, закоченела.

Интересный опыт проделали в одном питомнике. Немецкая овчарка страдала от нарушения обмена веществ. Худеет, хиреет беспричинно, ничего не могли поделать. Врач предложил: «Рискнем». Отпустили побегать по помойкам. Через месяц пес стал хоть куда.

Нет, отсюда вовсе не следует, что собаку нужно отпускать шататься по помойкам. Самое последнее дело оставлять животное безнадзорным!

Что касается Снукки, то вдобавок ко всему она была еще отчаянной лакомкой, — да, нужно сказать и об этом. Бывало, ешь печенье или конфету, она сидит тут же, не дыша, ждет, когда перепадет ей, прямо-таки умоляет: дайте! И, конечно, давали! Конечно! Легко писать в учебниках: избегайте давать собаке сладкое, лакомства. На практике все наоборот. Как не побаловать любимое животное! Пес смотрит так умильно…

Прямо-таки считанным животным удалось полностью избежать подобной «порчи»!

Все это я рассказываю к тому, чтобы помнили: городское содержание никак не способствует собачьему здоровью. Делайте выводы.

Должен, однако, заметить, что иногда все принятые меры не приводят к желаемому результату, только, быть может, ослабляют отрицательные явления, ну и оттягивают грустный конец.

Сколько я помучился со Снукки! У нее брали соскобы со спины, маленькие крупинки, как перхоть (думали: нет ли чесотки или другого кожного заболевания). Не нашли ни клещей, ни лишайных поражений, ни грибков. «Ничего пока не видно», — следовало стереотипное заключение. «Пока»! Ее лечили втиранием рыбьего жира в облысевшие места: постоянное чесание («трень-брень, трень-брень») оставило ощутимые следы. После этого она прекратила грызть себя, потихоньку исчез неприятный запах.

Собаку пришлось остричь, в сильные морозы она мерзла. Дрожала даже на полу, дома. А уж на улице! Выйдет, прыг-прыг, замерла, оторвала от земли одну лапу, другую, вдруг завопила и заковыляла домой, как будто подбитая на все четыре ноги. Подобную «горячую сковородку» видел каждый, у кого собака не закалена.

Наконец после долгого лечения стало лучше. Собака снова стала веселая. Лает на приходящих (а то ведь совсем примолкла). На улице резва. Пошлешь за «аппортом» — как заяц, подпрыгивает, чтоб разглядеть, куда упал; хватает открытой пастью снег, зарывается в него мордой до ушей. Стала прежняя Снукки.