Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

— Значит, возьмемся за опознания. — Бреслин наградил Гэффни улыбкой. — Это не твоя вина, сынок. Ты все сделал правильно.

— Да, — сказала я. — Спасибо.

Вышло грубовато и ворчливо, но какая разница. Гэффни все равно был слишком занят — с обожанием пялился на Бреслина, напрочь забыв о моем существовании. А я размышляла о том, что опознание нам ничего не даст. Даже когда нам кажется, что вот нащупали что-то конкретное, то стоит протянуть руку, как оно осыпается пылью, оседает на наших столах, проникает в наши компьютеры.

Прежде чем отправиться по домам, мы со Стивом отчитались перед шефом. О’Келли стоял

у высокого окна спиной к нам, руки в карманах, покачиваясь с пятки на носок. Он словно всматривался в темный парк и нас слушал вполуха, но его отражение в темном окне переводило пристальный взгляд со Стива на меня и обратно.

Когда мы закончили говорить, он не издал ни звука. Ждал продолжения. Отражение Стива посмотрело на мое. Я не повернула головы.

Не оборачиваясь, О’Келли произнес:

— Днем я заходил в вашу оперативную. Там вас не было. И где же вы были?

Много воды утекло с тех пор, как шеф требовал отчета о моем местонахождении, как будто я ребенок. Я и рта не успела открыть, а Стив уже легко произнес:

— Осматривали квартиру Ашлин. Потом прошлись с ее фотографией по Стонибаттеру, заходили в местные пабы и кафешки. Думали, может, кто видел, как она занимается чем-то интересным.

— И?

— Ничего особенного.

У О’Келли заняло несколько секунд, чтобы переварить эту ложь.

— А еще вечером вам доставили какую-то посылку. Парень, который ее принес, не выпускал коробку из рук. Что это было?

Бернадетта — бесценный для шефа источник информации. Все знают, что она никогда не упустит шанса переброситься с ним словечком. Она нас сдала? Или не она?…

— Отец Ашлин пропал без вести, когда она была ребенком, — опять опередил меня Стив. — Мы решили, что как-то многовато для простого совпадения, и захотели взглянуть на то старое дело.

— Нашли что-то полезное?

— Да нет. Он просто сбежал с молоденькой. Умер несколько лет назад.

О’Келли повернулся. Прислонился к подоконнику и внимательно оглядел нас. Утреннее бритье у него нынче не задалось, краснели несколько порезов, кожа на лице шелушилась, будто ее медленно разъедала эрозия.

— А знаете, что мне напоминает ваша работа?

Мы ждали.

— Вы работаете так, будто у вас нет подозреваемого. Бьете наугад, мечетесь во всех направлениях, хватаетесь за все, что на глаза попадется. Обычная практика, когда у детективов ничего нет. — Его глаза перебегали со Стива на меня. — Но тут есть идеальный подозреваемый, прямо у вас под носом. Я что-то упускаю? Что с Рори Феллоном?

Теперь ответила я:

— На Феллона у нас только косвенные улики. Нет ничего, что связывало бы его непосредственно с убийством. Ни ее крови на его вещах, ни его крови на волосах жертвы, ни повреждений у него на руках. Мы не можем даже доказать, что он был у нее дома. У нас нет мотива. Мы работаем над этим, и если эксперты объявят, что нашли волокна от ковра Ашлин на брюках Рори, то я тогда сверну прочие версии. Но пока все косвенно, я продолжу шарить в поисках других версий и исключать их. Я не хочу дойти с Феллоном до суда, чтобы там адвокат предъявил свидетеля, который видел, как Ашлин ссорилась с парнем, ничего общего с Феллоном не имеющим.

О’Келли принялся вытаскивать из кармана пиджака мусор: скрепки, мятую салфетку, какие-то камешки. Все это он медленно перебирал, не глядя на меня.

Наконец спросил:

— А почему его снова не допросили сегодня?

Я отвыкла, что от меня требуют объяснений моих решений, такое случалось, только если дело совсем уж

летело под откос. Будь я уверена, что О’Келли намеренно треплет мне нервы, дабы появился повод дать мне пинка, я бы уже вызверилась по полной, вот только уверена я не была. Перед глазами стоял конверт с пачкой пятидесятифунтовых купюр в кармане Бреслина. В ушах звучал голос О’Келли: Бреслин сейчас заступает. Возьмите его. Казалось, что я лечу, набирая скорость, как на американских горках. Подъем вот-вот закончится, тележка сорвется вниз. Неважно, нравится мне это или нет, но нужно быть к этому готовой.

— Потому что не хотели, — строптиво ответила я. — Когда получим все экспертизы, тогда и потолкуем подробно. Он нервный тип, нет никакого вреда в том, чтобы несколько дней поварился в собственном соку.

Глаза О’Келли укололи, точно шило, и тут же скользнули в сторону. Он вытащил из кучки на ладони старый леденец от кашля и рассмотрел его с вялым отвращением.

— Не понимаю, чему ты радуешься, Конвей.

Говорю же: О’Келли гораздо умней, чем показывает.

Я сменила выражение лица:

— Шеф?

— Неважно. — Он протянул ладонь к мусорной корзине и перевернул, мусор посыпался с сухим стуком. — Продолжайте. Увидимся завтра. Постарайтесь хоть что-то раздобыть.

Обычно езда как ничто другое успокаивает меня, но сегодня это не сработало. Ветер затеял со мной подлую игру — то затихал, давая расслабиться, то с новой силой набрасывался на машину, как игрок в регби, швырялся в стекла дождем. Движение на улицах было дерганым, все сигналили, слишком рано трогались на светофорах, и пешеходы метались на переходах, точно звери. Меня тормознули еще до моста. Я проскочила на желтый и сперва решила, что у инспектора тоже выдался тяжелый день, но когда он не обратил никакого внимания на мое полицейское удостоверение, то поняла, что тут что-то не так. Он сразу проговорился: мол, был звонок, поступила жалоба на опасное вождение, вероятно, водитель пьян. Звонивший мог перепутать номер, но он дал точное описание машины — черная восьмая "ауди ТТ". Так что никакая это не ошибка. Патрульный хотел отпустить меня, чтобы не заморачиваться, но я заставила его взять у меня тест на алкоголь и все запротоколировать, пока тот же самый "кто-то" не позвонил козлу Краули и не поведал ему, что я использовала свое удостоверение, дабы увильнуть от проверки. Конечно, можно отследить номер, с которого звонили в участок, но и так ясно, что он окажется незарегистрированным. У многих полицейских есть паленые телефоны для особых нужд. Всю оставшуюся дорогу до дома я поглядывала назад, ожидая, что вот-вот снова замерцает мигалка. Никто не появился, а это означало, что следующая встреча ждет меня утром.

По крайней мере, на этот раз никто не шатался в моем проулке. И то хлеб. Я отперла дверь, зажгла свет, бросила сумку, захлопнула дверь, прошла в гостиную и замерла. Запах кофе. Молчащая сигнализация. Движение, легкое колебание на темной кухне. Я вытащила пистолет. Все казалось замедленным, будто я в невесомости, хотя двигалась я быстро. Я направила пистолет в проем кухонной двери.

— Полиция, бросьте оружие, держите руки на виду, выходите медленно.

В дверном проеме появился сухонький недомерок в небесно-голубом спортивном костюме, руки он держал поднятыми. Мелькнула мысль, что этот обдолбыш залез пограбить в неправильную квартиру, а палец так ладно лежит на спусковом крючке, и нет ни одной причины, почему бы мне на него не нажать.