Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
Я пообещала Блохе сменить замки и сигнализацию, я так и намеревалась поступить, но сейчас передумала. После всех разочарований последних дней у меня остался только мой соглядатай, только он мог куда-то вывести. И если он увидит слесаря и техников, роящихся возле моих дверей, то сразу поймет, что спалился. Отправит следить за мной кого-то еще, сам переключится на что-то другое или вовсе затаится на пару недель, а то и месяцев, а потом вернется за мной. Но мне он нужен сейчас.
Я приняла душ, впихнула в себя хлопья и отправилась на работу. На улице так никто и
До работы я добралась без проблем с дорожной полицией. Около нашего здания в призрачно-туманном сиянии утреннего света пополам с фонарным, прислонясь к стене, стоял Маккэнн и курил.
— Привет, — сказала я, не останавливаясь.
Маккэнн дернул подбородком, но не потрудился открыть рот. Не то чтобы я ожидала чего-то другого.
Выглядел он дерьмово. Начать с того, что Маккэнн совсем не Бреслин, тот всегда сияет как начищенное столовое серебро, а Маккэнн вечно выглядит так, будто борется с врожденной потасканностью: к полудню лицо зарастает щетиной, седеющие вихры торчат во все стороны. Обычно в этой битве он все-таки выигрывает, поскольку когда-то был вполне смазливым малым, и не так уж давно. До того, как морда и пузо расползлись. Хотя одежда у него всегда до того отстирана и отглажена, что на ней можно на коньках кататься. Но сегодня утром он был на себя не похож: вчерашняя синева на щеках превратилась в полноценную щетину, рубашка изжевана, на рукаве пиджака бурое липкое пятно, под глазами залегла чернота.
Пока мы со Стивом пыхтели над своими затейливыми фантазиями на тему теории заговоров, точно два онаниста над порнушкой, Маккэнн окончательно обосновался в черном списке своей миссус, как Бреслин и предрекал. Ночует на диване, сам орудует утюгом. Все это было бы смешно, если бы главная роль в комедии была написана не для меня.
Я уже собралась толкнуть дверь, как он окликнул:
— Конвей.
Преодолев себя, я обернулась. И так ясно, что он собирается сказать, но хотелось убедиться, просто для проформы. Маккэнн намеревался подбросить мне толстый намек на то, что они с Бреслином берут взятки.
— Да?
Уперев затылок в каменную стену, Маккэнн глядел не на меня, а на голый зимний парк.
— Как вы там уживаетесь с Бреслином?
— Чудно.
— Он говорит о тебе только в превосходных степенях.
Ага, конечно.
— Приятно слышать.
— Он хороший детектив. Бреслин. Самый лучший. И с ним отлично работать. Он всегда поможет, чего бы это ему ни стоило. Но только пока ты не пытаешься его наебать.
— Маккэнн, я всего лишь выполняю свою работу. Я не собираюсь наебывать твоего друга. Ясно?
Безрадостная улыбка тронула его губы.
— Вот и не надо. Ему и так слишком много тащить приходится.
А вот и оно. Заняло менее двадцати секунд.
— Да? Типа чего?
Маккэнн неопределенно мотнул головой.
— Тебе лучше не знать. Слишком много.
Еще вчера я бы слюной вся изошла. А сейчас почувствовала только легкий укол гнева, недостаточный, чтобы взорваться. Неважно, в какие игры играет Бреслин, но, похоже, он решил, что его подход не дает результата. И применил
— Как угодно. Я верну тебе его в целости и сохранности как можно быстрее. Поверь мне.
И повернулась, намереваясь уйти, но Маккэнн отбросил сигарету и остановил меня:
— Подожди.
— Чего тебе?
Он смотрел, как ветер разносит пепел по булыжнику. Потом сказал:
— Это Роше украл твой лист из протокола.
— О чем ты говоришь?
— Твоя уличная драка вечером в субботу. У тебя пропала последняя страница свидетельских показаний.
— Не помню, чтобы я рассказывала тебе об этом.
— А ты и не рассказывала. Роше хвастался этим вчера.
Маккэнн сунул руку в карман пиджака, вытащил листок и протянул мне. Я развернула — страница с подписями из моего протокола.
— С извинениями от Роше. Более или менее.
Я протянула листок обратно:
— Я уже заставила свидетеля дать повторные показания.
Маккэнн не шелохнулся.
— Я знаю. Дело, — он щелкнул по листу, — не в этом. Порви его. Засунь Роше в задницу, мне без разницы.
— Тогда в чем дело?
— Суть в том, что не все в общей комнате такие, как Роше. Я и Брес ничего против тебя не имеем. Ты не пустое место, как некоторые в нашем отделе. У тебя задатки хорошего детектива. Мы будем рады, если у тебя здесь сложится.
— Замечательно, — сказала я.
Все звучало искренне, деловито, но в то же время с капелькой тепла. Грубый старый пес, который терпеть не может сантиментов, но желает самого лучшего юному ученику, заслужившему его уважение. Если бы я не видела Маккэнна проделывающим тот же самый трюк на дюжине допросов и если бы не знала, как это делается, я бы, возможно, поверила.
— Спасибо.
— Поэтому если Бреслин советует тебе что-то, то для твоей же пользы. Даже если ты не очень понимаешь почему. Даже если думаешь, что он не прав. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, послушай его. Ты меня понимаешь?
Теперь Маккэнн смотрел прямо на меня покрасневшими от ветра и усталости глазами. Его голос загустел и окреп. Это и есть самое главное. Вот для чего он ждал, когда я выйду из зыбкого расплывающегося света прямо на него.
— Я прекрасно поняла тебя. Ничего не упустила. — Я смяла в кулаке страницу протокола и засунула в карман пальто. — Увидимся.
— Ага. Увидимся.
Маккэнн двинулся прочь, сутулый темный силуэт в утренних сумерках. Вонь его сигареты преследовала меня до самой оперативной. Мы с Маккэнном объявились рано. Уборщики еще пылесосили коридор. Когда я зашла в оперативную С, меня встретила тишина, нарушаемая лишь бормотанием радио. Стив, взъерошенный, сидел за столом в компании чашки с кофе.
— Чего так рано? — спросила я.
— Не мог уснуть.
— Я тоже. Бреслин уже подавал признаки жизни?
— Не-а.