Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I
Шрифт:
Осознание Бога, выраженное в Имени, нельзя назвать религиозным в рамках, установленных религией. Оно не определяется символическим миром господствующей религии. Нельзя также назвать это осознание теистическим в смысле четко определенного образа Бога, как в монотеизме, ассоциируемом с догматически оформленной религией. Сущий лишен образа. Имя Сущий делает Бога присутствующим в атмосфере молитвы и самоотречения. Сущий — это всепроникающая и вседержащая атмосфера, подобная неведомому Богу, о котором Павел говорил в ареопаге: «мы Им живем и движемся и существуем» (Деян 17:28). Бог всецело определяет становление человека; Он — опора жизни; сущность праведности; направляющая сила, которую мы должны познать; необходимая энергия, которая поддерживает и защищает жизнь общества; сила любви и источник милосердия; место нашего отдохновения и последнего пристанища [1388] . Он спонтанно участвует в жизни человека. Бог интимно вовлечен в человеческую
1388
См. часть 1, разделы 1.1.1; 1.1.3; 1.2.1; 1.2.2; 1.3.1; 1.3.2; 1.4.1; 1.5.1-S; 1.6.1; 1.6.3.
1389
См. часть 1, разделы 1.1.1; 1.1.3; 1.3.1; 1.4.2.
Это элементарно-религиозное ощущение присутствия Бога не является безличным. Ведь несмотря на то, что в Древнем Израиле Сущий не был ограничен четко определенным образом личности, Его Присутствие было тесно связано с возникновением индивидуальности; как сила жизни, он переплетен с рождением; он сопровождает каждого человека на его жизненном пути; он никогда не оставляет своего творения [1390] . Бог воспринимается как личность в том смысле, что Он глубоко вовлечен в личную жизнь человека. Мистическая
1390
u См. часть 1, разделы 1.1.1; 1.1.3; 1.2.2; 1.3.1; 1.6.2.
сторона такого осознания Бога заключается в том, что люди с благоговейным трепетом понимают, что они полностью находятся в руках Божьих. Вся их жизнь формируется и подкрепляется Богом (Пс 138).
Размышляя над этой формой библейского осознания Бога, мы должны сказать, что с точки зрения высокоразвитой религии этот элементарно-религиозный опыт представляется арелигиозным и мирским. Ведь Бог появляется здесь «наивным» образом внутри мирского контекста. Это тот способ, которым Бог проявляет себя в мирской духовности12. В житейской мудрости Бог обычно пребывает на заднем плане, но неожиданно может стать предметом обсуждения. В воспитании детей на первом плане — правильная жизнь, тогда как божественное присутствует на заднем плане. По Буберу, брак — это межчеловеческий процесс, в котором проявляется вечное «Ты». У Левинаса обитание есть форма имманентной Трансцендентности. Поэт Андреус — секуляризированная личность, однако лицом к лицу со смертью он говорит о «Господе». Сострадание — это межчеловеческое чувство, но на заднем плане действует божественное. Похороны Сарры — это мирское событие, но в любой момент может появиться Бог. Мы могли бы даже назвать эту элементарно-религиозную духовность атеистической в том смысле, который имеет в виду Апостел, поскольку здесь присутствует трансцендентность без сверхъ- ественного [1391] . В данном случае духовность — это позиция, которая формирует наше отношение к самой глубокой реальности [1392] .
1391
См. часть 1, разделы 1.2.1; 1.2.2; 1.3.3; 1.4.3; 1.5.1–3; 1.6.3.L. Apostel, Een ander geloven. Een nieuwe transcendentie. Over niet-theislische spiritualiteit, в U. Lib- brecht et aL, Degeur van de roos, Leuven, 1994, 38–39.
1392
Ibid., 46.
Освободитель
Имя Ягве претерпело значительную трансформацию, когда стало «олицетворением силы» в движении освобождения, направленного против египетского гнета в период между 1200 и 1000 гг. до н. э. Полукочевые племена, проживавшие в пограничных областях Египта и Ханаана, испытывали сильную эксплуатацию со стороны египтян и городов-государств Ханаана. Эти лишенные гражданских прав пастухи, объединенные эксплуатируемыми фермерами и многочисленными перемещенными лицами, вместе с Моисеем и его семейством услышали новое звучание в Имени: «Будь с нами в нашей борьбе против Египта, обители рабства. Приди, чтобы освободить нас. Создай пространство для жизни нам и нашим детям». Здесь мы имеем дело одновременно с элементарно-религиозным и мирским процессом: эти люди все свои силы направляли на мирскую цель освобождения. В силе своей вовлеченности они ощущали Сущего.
С точки зрения египетской и ханаанской духовности эти пастухи и фермеры были арелигиозными людьми: у них не было храмов и изображений
Бога; у них было только лишенное образа восклицание Имени. Их осмысление Бога выражалось в мирском процессе освобождения. На более глубоком уровне осознание ими Бога является даже антирелигиозным: бог Египта разоблачается как узаконивание существующих
1393
См. часть 1, раздел 3.1.
1394
См. часть 1, раздел 3.3.
Бог и не-Бог
Два столетия спустя после освобождения из Египта вдохновляющей силой Сущего эта борьба за освобождение достигла кульминации в государстве Израиль в царствование Давида. С этого времени Сущий обитал в иерусалимском Храме. На протяжении пяти веков Моисеева духовность освобождения пыталась пронизать собой различные институты Израиля: царскую и судебную власть, храм и литургию, исполнительную власть и просвещенность, повествовательные традиции и поэзию. Царь рассматривался как помазанник Божий: для народа он представлял Бога (Пс 2; 71). Храм стал местом обитания Бога среди людей, которые в своих празднованиях делали Его присутствующим (Пс 47; 150). В духовности премудрости добродетельная жизнь истолковывалась с позиции Пребывающего (Пс 33; 110–111). Обрели форму великие повествования: Ягвист, Элохист, священнический повествователь. Было преобразовано ханаанское песенное наследие (Пс 28).
Процесс «ягвизации» подразумевал, что изначально лишенное образа присутствие привлекло множество концепций Бога: Царя, Верховного Бога, Господа, Милосердного, Праведного. То, что вначале было монолатрией (Израиль чтит исключительно Сущего), стало монотеизмом (только Сущий является Богом, все остальные боги — ничто). Это монотеистическое осмысление Бога было по своей природе ограничено религиозными рамками. Именно таким образом религия Израиля проявила свою уникальность. Однако при критическом размышлении это проявление уникальности оказывается многоуровневой концепцией Бога. Приверженцы этой религии не видят этого. Они воспринимают свой образ Бога как внутренне согласованный. Они рассматривают другие религии (индийские, ханаанские, греческие, германские, духовность Нью-Эйдж) как несогласованые и синкретические. Это оптическая иллюзия. В реальности религии, называющие себя монотеистическими, синкретичны.
Процесс ягвизации сопровождался противодвижением: пророчеством. Илия противопоставлялся любой форме синтеза. Пророки после него взывали к Моисееву истоку — обнаженному доверию в пустыне. Они были
антирелигиозными в рамках своей собственной религии. Мы сталкиваемся с такой формой критики религии практически во всех духовностях: Эхнатон, который в своем гимне Солнцу восхвалял Единого, Зороастр, который видел Бога, сражающегося с дьяволом, Будда, который выступал против богов брахманов, вплоть до Ницше, который объявил о смерти бога западной метафизики.
Нас не должна ввести в заблуждение видимая сторона вопроса: ожесточенная критика религии фактически представляет собой выражение личного отношения к Богу. Ницше написал свою молитву неведомому Богу. Генрих Гейне, который дистанцировался от Бога религии и связанного с этим теистического дискурса, наряду с приверженцами немецкого идеализма придерживался убеждения, что «мир не только пропитан Богом, он идентичен Богу» [1395] . Часто происходят глубокие духовные процессы, которые приводят к тому, что люди отвергают бога своей традиции. Вот почему духовный атеизм, который воздерживается от любого определения Бога (также и от определения, состоящего в том, что Бог есть или существует), следует отличать от теоретического атеизма, который не только отрицает то, что Бог есть, но также утверждает, что существующая реальность лишена каких бы то ни было божественных свойств, как в механическом материализме (1Ъльбах) и в том взгляде, что все есть энергия и материя (Бюхнер, Геккель).
1395
Н. Heine, Zur Geschichte der Religion und Philosophie in Deutschland II, в Heinrich Heine, Samtliche Schriften in Zuiolf Banden XI, Hrsg. K. Briegleb, Frankfurt a. М., 1981, 565.
Парадоксальный характер духовной критики религии заключается в том, что в то время как полностью исчезает понятие Бога (вплоть до небытия), можно одновременно говорить о процессе личного преобразования, в котором будущие поколения распознают глубоко религиозное событие. Это — как бы новое осознание Бога, но такое, которое все еще лишено языка и фактически посредством антиязыка оставляет свои следы на личности критика, в то время как последний по-прежнему не в состоянии понять, что эти следы начертаны Неведомым Богом. Поэтому мы имеем дело не с плоским вербальным когнитивным отрицанием, а с экзистенциальными деструкциями, которые являются откровениями Абсолюта.