Дульсинея Тобосская
Шрифт:
– Как он вас отвратил, Луис? Скажите мне. И я больше не буду к вам приставать, - мягко спросила Альдонса.
Луиса прямо-таки поводило от нежелания говорить об этом. Он потянулся, хотел было уйти прочь, обернулся...
– Хорошо, я скажу вам. Но только для того, чтобы покончить с этим разговором.
– Да.
– Ну, жила на нашей улице жена угольщика. То есть жил угольщик, и у него была жена. Но это, разумеется, должно быть между нами. Она полюбила меня.
– Она вам об этом сама сказала?
–
– Как он это сделал, милый? Было какое-нибудь знамение?
– Нет, но... Он не позволил мне ответить на ее любовь, как должно. И жена угольщика посмеялась надо мной.
– Еще замужняя женщина. Колодец греха.
– Кладезь греха, - поправил Луис.
– Она хоть красивая была? Кладезь распутства.
– Ничего. У нее только были чуть приподняты плечи, так что голова оказывалась обращенной немного вниз, как будто она что-то искала под ногами. Но это не имеет значения.
– Она не любила вас.
– Зачем же она позвала меня в кладовую?
– Может быть, она всех туда звала?
– Но над ними же она не посмеялась.
– Наверное, им не было нужно, чтобы их любили.
– Но и мне не было нужно! Мне и теперь не нужно! Как жаждущая лань ищет путь к источнику, так душа моя ищет Бога!..
– Она смотрела на вас, эта угольная яма?
– А как иначе, наверно, смотрела.
– Она смотрела на вас, например, как я на вас смотрю?
– Откуда я знаю, там было темно.
– Она не любила вас.
– Но это теперь уже не имеет значения, я говорил вам не раз! К небу обращается душа моя и молит дать ей покой!
– Сколько времени вы мучились, родной мой...
– Не мучился я, черт побери, не мучился! Когда я решил уйти от земной суеты...
– Зачем же, родной мой, вы решили?!
– А ради покоя и счастья, несравненная!
– А если вы напрасно решили?
– В моей душе сомнений нет.
– А если вы начнете сомневаться?
– Почему это я вдруг начну сомневаться?
– А если вы поймете, что вас любят?
– Довольно. Вам что-то померещилось, и вот вы морочите себя и меня.
– Так померещилось, что я четвертую ночь не сплю.
– Тогда давайте говорить начистоту. Ведь причина-то вся только в том, что я на кого-то там оказался похож!
– На Дон-Кихота вы похожи, родной мой.
– Но неужели вы не понимаете, что видимость обманчива! Смешно же! Пускай даже внешне и похож. Но по существу же все наоборот. Решительно все! И едва только вы это сообразите, как тут же меня возненавидите и начнете хихикать за моей спиной точно так же, как жена угольщика.
– Нет уж.
– Но вы обо мне вообще никакого представления не имеете! В ваших глазах я ничтожный
– Как вы хорошо говорите.
– Но что вы ответите мне на это?
– Может быть, я не все поняла - не сердитесь, но я... старалась бы, чтобы вам не было со мной скучно.
– Да не об этом же!..
– Простите меня за эту необразованность. И простите, что я не являю собой венец красоты, тем более что годы идут. Конечно, волосы мои не золото. Санчика права. Но все-таки... Видите, какой отлив? Рыжина. Это сейчас модно. Да и руки, что поделаешь, не слоновая кость, но во всяком случае посмотрите сами. А те части тела, которые целомудрие скрывает, - особенно восторгаться, может быть, и не стоит, но и стыдиться тоже нечего.
– Боже, не покидай меня! Приди ко мне на помощь! Обрати ко мне свои очи, и я буду спасен! Дай мне силы устоять!
– Лишь одному человеку я могу отдать все это и вдобавок свободу. Вы для меня умнее, красивей и возвышенней всех, кто домогается моей руки.
– Не хватало того, чтобы вы сравнили меня с этими скотами!
– Да вы что? Ревнуете?!
– К ним?.. Они мне безразличны, как бродящие по лугу коровы. Как козлы! Как ослы! Но они сыты и довольны, они - стадо, а я всегда буду один.
– Если бы вы захотели, вы были бы не один.
– Какой-то абсурдный разговор! Ночью! В поле! Мне холодно! Когда все это не имеет смысла! Предположим, я даже что-то испытывал бы к вам.
– Я знаю это! Вы и виду не подаете, но я чувствую.
– Я говорю - предположим! Ваша наивность, ваша сердечность и, что греха таить, ваше расположение ко мне - и все это в такой обстановке, - да, предположим, привлекает меня к вам.
– А меня как влечет к вам, родной мой...
– Я сказал - не влечет, а привлекает.
– И меня привлекает. И тянет.
– Господи, ты решил наказать меня! Я заблудился! Я погибаю! Но я должен с этим бороться!
– То есть...
Альдонса положила ему руки на плечи, приблизила к нему лицо.
– Но...
Когда же они оторвались друг от друга, то не сразу смогли заговорить. Запинаясь и дрожа, словно в ознобе, Альдонса сказала:
– Кто как умеет... тот так и верует. Я верующая в любовь и ласку. А кто никого не любит - тот грешник.
– Да, я мог бы полюбить вас так, как едва ли смог бы кто-либо другой! Никогда, ни в чем не обидел бы вас, как сейчас я молюсь небу!.. Но вот это как раз мне и страшно.