Дура LEX
Шрифт:
Мы вышли из комнаты, и я тут же пошел в другую, туда, где меня ожидали Беслик и Брайан. Они сидели молча по разные стороны стола. Беслик ковырял лицо, Брайан читал книгу. Как только я вошел, Беслик заголосил:
— Когда же вы, меня, блядь, отсюда вытащите?
Брайан удивленно посмотрел на Беслика. Затем обратился ко мне:
— Объясни ему, что он непродуктивно проводит время с адвокатом. Кроме того, я поздоровался с ним, а он со мной нет. Он что, не знает, как сказать «хэллоу»? По-моему, весь мир знает это слово. От меня сейчас зависит его дальнейшая жизнь, он должен доверять мне больше, чем отцу родному. Я не обижаюсь, мне уже заплатили, и в нашем договоре нет обязательства здороваться, но наше сотрудничество будет
Я посмотрел Беслику в глаза и сказал:
— Беслик, тебе грозит десять лет тюрьмы. Твое с Леваном дело ведет прокурор Гросс, сын федерального судьи Ирвина Гросса. Он самый безжалостный прокурор в Коннектикуте. Судья, к которому попало дело, Эндрю Масси, является старшим окружным судьей. Он известен своей суровостью и принципиальностью. Через несколько минут Гросс и Масси увидят тебя впервые. Они будут внимательно наблюдать за тем, как ты себя ведешь, как держишься. Смотри, Беслик, от тебя многое зависит. Вот сидит твой адвокат, бывший морской летчик. Его зовут Брайан. Он с тобой поздоровался, а ты с ним нет. А ведь Брайан с Масси в одном клубе. Они вместе в гольф играют, есть такая игра. Поздоровайся с ним, Беслик, улыбнись ему. Хоть ему ребята деньги и дали, он не официант в шашлычной на ипподроме, и жопу тебе за твои бабки лизать не будет.
Беслик елейно улыбнулся, протянул руку Брайану и заискивающим голосом сказал «хэллоу». Брайан пожал Бесликову руку и сказал:
— Вот так мне больше нравится.
Через несколько минут мы все сидели в зале суда, ожидая прихода Питера Масси. Прокурор Гросс был молодым и тщедушным. У него была типичная еврейская внешность: крупный орлиный нос, высокий лоб, черные вьющиеся волосы. Он олицетворял образ жертвы антисемитизма в Советском Союзе — интеллигентный, субтильный, беззащитный. Еще и очкарик. Гросс тихо говорил с молодой женщиной. По акценту я понял, что женщина — местный судебный переводчик. Я прислушался. Гросс обращался к ней по имени, звали ее Марина. Маринин английский был дрянной, со множеством ошибок.
Я всегда удивлялся тому, как легко стать судебным переводчиком. А получить сертификацию переводчика при Иммиграционной службе США вообще проще пареной репы. До перестройки в Нью-Йорке главным переводчиком с русского на английский и с английского на русский была старая полька Данута, которая знала русский примерно так же хорошо, как я польский, — то есть две-три фразы. Выходцы из бывшего СССР ее понимали с большим трудом, а иногда просто не понимали, потому что, не зная русских слов, она ничтоже сумняшеся употребляла польские слова. Адвокат, как бы хорошо он ни знал второй язык, не имеет права переводить для своего клиента. Поскольку я никогда не проходил сертификацию переводчика в Иммиграционной службе (а для чего?), то слово Дануты было закон. Сколько раз я говорил ей после слушаний: «Данута, я понимаю, что вам надо зарабатывать на жизнь, но вы это делаете за счет чужих жизней. Как вы можете спать спокойно?» Данута отвечала что-то нехорошее по-польски. Несколько раз я не выдерживал и подавал ходатайство о дисквалификации Дануты. При этом я должен был указать на конкретные ошибки в ее переводе. Ходатайства, как ни странно, удовлетворялись, но карьеру Дануты под угрозу не ставили. Данута была антисемиткой, и за годы своей плодотворной работы она выпила столько еврейской крови, что по этому параметру уступала только Богдану Хмельницкому.
С одной стороны, слабый английский язык Марины мог помешать процессу, но с другой стороны, в случае неблагоприятного исхода у нас появлялся повод подать ходатайство на аннулирование слушания на основании неквалифицированного перевода.
Вошел судья Масси, и все встали. Первым в наручниках ввели Левана. Он был очень маленький, совсем нестрашный. Левана посадили рядом со Стюартом. Через проход, с правой стороны, сидел за своим столом прокурор Гросс
— Ну так что у нас сегодня? — поверх очков спросил Масси.
— Киднеппинг, ваша честь, — ответил Гросс.
— Большое недоразумение, ваша честь, — поправил Стюарт.
— Лэйн, по-моему, я имею дело только с недоразумениями, — пошутил Масси, обращаясь к Стюарту по имени. — Ладно, попробуем его решить. Мистер Гросс, что у вас есть на подсудимого Ованесяна? Какой материал поступил от полиции и что предоставило ФБР?
— Ваша честь, мистер Ованесян впервые приехал в страну несколько дней назад. Разумеется, на него у нас ничего нет, но преступление, в котором он обвиняется, таково, что об освобождении под залог не может быть и речи. Вместе со своим напарником они похитили из дома бизнесмена Армена Аганбегяна и в течение нескольких часов вымогали у него деньги, угрожая убить его, жену и детей. Оказавшись на свободе, гражданин России мистер Ованесян в любую минуту может удрать, выехав из страны.
— Одну минуту, ваша честь, — вмешался Стюарт. — Давайте не путать факты с вымыслом. Я не знаю, какие показания дал Армен Аганбегян, но у меня другие сведения. Да, у некоторых американских граждан возникли трудности с возвратом одолженных денег российской компании, и мистер Ованесян с мистером Бароевым вылетели в Нью-Йорк для выяснения обстоятельств. Во время их задержания ни в машине, ни на них не нашли никакого оружия. За рулем сидел сам мистер Аганбегян, на теле и лице которого впоследствии не было найдено никаких следов насилия. У мистера Ованесяна был изъят российский паспорт, а без него его не посадят ни на один заграничный рейс. Или у нас появился новый закон, согласно которому ни один иностранец не подлежит освобождению под залог? Тогда пусть уважаемый прокурор расскажет нам всем об этом законе.
— Мистер Стюарт, закон старый, и вы его знаете не хуже, чем я. Сегодня мы обсуждаем риск побега от правосудия подсудимого Левана Ованесяна. В худшем для него, но вряд ли для общества, случае ему грозит до двадцати пяти лет тюремного заключения в федеральной тюрьме. По-моему, это достаточная мотивация, чтобы постараться покинуть территорию Соединенных Штатов при первой же возможности. Да, его паспорт у нас. Но единственный ли это его паспорт? Для вашего сведения, ваша честь, у большинства граждан России, задержанных на территории Коннектикута, оказывалось по два, а то и три паспорта. Откуда нам известно, что у друзей, а скорее у сообщников, мистера Ованесяна не хранятся еще пара паспортов на его имя?
— Мистер Гросс, у вас есть хоть какие-нибудь сведения, указывающие на эту возможность? Пытались ли вы получить ордер на обыск?
— Ваша честь, в Нью-Йорке даже не могли толком установить, где мистер Ованесян и мистер Бароев провели два дня с момента их приезда до ареста. Ни мистер Ованесян, ни мистер Бароев не могли назвать ни адреса, ни фамилии знакомых, у которых они жили. В основных нью-йоркских гостиницах их фамилий тоже не нашли. И мистер Стюарт после этого будет настаивать на том, чтобы их выпустить под залог?
— Ваша честь, в этом зале сидят друзья мистера Ованесяна. Не сомневаюсь, что любой из них с удовольствием предоставит мистеру Ованесяну кров, сообщив при этом все свои данные.
— У меня несколько вопросов к другу мистера Ованесяна, — сказал судья. — Кто этот друг?
Марина все это время якобы переводила Левану диалоги между судьей, прокурором и адвокатом. Поскольку я сидел в первом ряду, то слышал ее «перевод». Это были фразы типа: «прокурор против залога, говорит, что у вас много паспортов», «адвокат просит вас освободить, говорит, что вы честный человек и что у вас один паспорт». Леван никак не реагировал на то, что говорила Марина.