Дура LEX

Палант Борис

Коля посмотрел на Левана. Леван чуть кивнул головой, и Коля отошел от двери. Я покинул 311-й номер.

* * *

Беслик и Дика вышли из гостиницы минут через пять и сели ко мне в машину. В дороге Беслика сморило, и он заснул на заднем сиденье. Мы с Дикой тихо разговаривали. Он сказал, что готов был замочить Армена прямо в номере, потому что такое не прощается. Я спросил, как он собирался мочить Армена, и Дика сказал, что ножом. Он вынул из кармана большой охотничий нож.

— Вот этим, чик — и нету. — Он провел рукой по своей шее.

—

А как бы ты потом выбирался из Америки?

— Не беспокойся, выбрался бы.

— Ну и какие бы ты проблемы решил, убив Армена?

— Я же сказал — то, что он сделал, не прощается. Я его все равно убью.

— А что было бы с Бесликом, если бы ты убил Армена прямо в номере?

— А я бы и тебя убил. Для чего нам свидетели? А с Бесликом мы не пропадем.

— А Рома и Славик? Или ты думаешь, что они не станут сотрудничать с ФБР и прокурором?

— И бы их убил.

— А Левана? Или он точно не будет сотрудничать с властями?

— Надо будет, и Левана убью. Я за брата всех убью.

— Дика, расслабься. Ты мне симпатичен, есть в тебе что-то доброе, но я почему-то верю, что ты на самом деле можешь убить.

— И убью!

— Обожди, а кто на брата нападает? Почему тебе надо кого-то убить? Например, я пытаюсь спасти твоего брата от тюрьмы. Я знаю местный расклад, а Беслик и ты — нет, поэтому ты и Беслик должны мне доверять. Если я говорю «прыгай!», надо прыгать.

— Куда прыгать?

— Это фильм такой был, по-моему, с Чарльзом Бронсоном. Он охранял там одну бабу, а она все время делала не так, как он говорил, и поэтому влипала в опасные ситуации. Вот он ей и говорит: «Ты должна мне полностью доверять. Если скажу тебе прыгать, ты должна немедленно прыгнуть».

— А кто сказал, что мы тебе доверяем?

— Ты прав, никто.

— Мы никому не доверяем, кроме самих себя. Беслик мне доверяет, а я ему. И это все.

* * *

Я высадил Дику в Манхэттене у ресторана «Русский самовар», показал Беслику на часы, когда он сказал, что тоже хотел бы посидеть в ресторане, и по 51-й стрит поехал в сторону Вестсайдского шоссе, чтобы взять курс на север, в сторону Вашингтонского моста. По мобильнику я позвонил Айлин и предупредил, что скоро приеду вместе с циркачом.

— С кем базарил? — спросил Беслик, когда я отключился.

— С женой.

— Что, недовольна, что я у вас жить буду?

— Беслик, моя жена американка, и многие вещи ей непонятны.

— А что, американцы не люди? Если бы ты попал в такое же говно, как я, ты бы жил у меня без вопросов.

— Беслик, и ты будешь у меня жить, но это не значит, что моя жена будет чувствовать себя хорошо. Она не говорит по-русски, ты не говоришь по-английски.

— Сколько у тебя детей?

— Один ребенок, сын. Его зовут Крис. Он понимает по-русски хорошо, так что, пожалуйста, не матерись при нем.

— Ты за кого меня, блядь, принимаешь? Ты знаешь, где мой сын учится? Он в Швейцарии учится, в лучшей частной школе. Ты знаешь, какие бабули мне эта учеба стоит? У меня жена пединститут закончила. Ты сам знаешь, кто мои друзья.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Лучше вези

в магазин цветы купить для жены.

— Не сейчас, Беслик. Потом мы ей цветы купим. Да, и вот еще что — я представлю тебя как артиста цирка. Звать тебя будут… Как ты хочешь, чтобы тебя звали?

— А на хера мне это все?

— Беслик, я сказал уже, что моя жена американка, многого не понимает. Я тебя вытащил из тюрьмы, а ты уж, будь добр, помоги мне. Как ты хочешь, чтобы я тебя представил?

— Ладно, хер с тобой. Представь меня Арнольд. Я помню, в цирке был такой силач, Арнольдом его звали. Мудила, правда, был редкий, но очень сильный. Однажды он на спор выпил три бутылки водки и забросил трехпудовую гирю на крышу сарая. Это на «Динамо» было.

— А что из этих двух упражнений было на спор?

— А хер его знает. Оба, наверное. Он плохо кончил.

— Как?

— Трахнул пятнадцатилетнюю дочку какого-то спортивного комментатора, его посадили. В лагере он думал, что раз сильный, то все под него лягут. А его взяли и доской ночью прибили насмерть. В лагере надо законы уважать.

Я подивился тому, что Беслик захотел назвать себя в честь такого неудачника, но, видно, преклонение его перед силой Арнольда было велико.

Я подрулил к дому. Огни везде потушены, тишина. Я открыл дверь, и мы с Бесликом вошли. На цыпочках я проводил Беслика в отведенную для него комнату на первом этаже, показал, где ванная, спросил, голоден ли он. Беслик сказал, что перекусил бы чего-нибудь.

В картине «Люди в черном» пришелец из космоса, напялив на себя обличье убитого им фермера, просит у фермерской жены сахару и подставляет кружку с водой. Жена высыпает в кружку чайную ложку, но чудище просит: «Еще сахару». Жена добавляет ложечку. «Еще сахару!» Жена добавляет еще одну. Наконец лжефермер выхватывает у нее из рук сахарницу, вываливает все ее содержимое в кружку с водой и залпом выпивает. Громко отрыгивает. Когда смотришь этот эпизод, наступает рвотный рефлекс — так и представляешь, как эта патока перетекает из кружки тебе в глотку. Отрыжкой пришельца, однако, муки зрителя завершаются. С Бесликом судьба меня столкнула раньше, чем вышел на экран фильм Зонненфельда «Люди в черном», что дает мне основание полагать, что Зонненфельд списал чудище-пришельца с Беслика. Оба любили сахарком побаловаться, и манеры у обоих были примерно одинаковые.

Выпив пару чашечек чаю с десятью ложечками сахара, Беслик принялся звонить в Москву. Говорил Беслик часа два. Один из разговоров был с неофициальной женой Люсей, выпускницей пединститута. С ней он говорил не лучше, чем с младшими по чину братками. Мат-перемат, но все же спросил об успехах сына в швейцарской школе. Выслушав отчет, выматюкал Люсю еще раз.

Учеба сына в Швейцарии означала, что в Бесликовой шкале ценностей высокое место занимают такие понятия, как образование, уют, комфорт, тишина, безопасность — все, чем славится Швейцария. Но ни одной секундой своей жизни Беслик не подтверждал приверженность этим ценностям. Наверняка он послал сына в частную школу в Швейцарию только потому, что это было модно среди олигархов и богатых новых русских.