Дура LEX
Шрифт:
— Он сказал… он сказал… — Марина смотрела на меня, словно бы ища поддержки. — Он сказал: «Pidоr, why did you come so late?»
— Вы согласны с этим переводом? — спросил меня судья.
— Да, ваша честь.
Никому в голову не пришло спросить, а что, собственно говоря, означает слово «пидор». Ведь не просто так Марина употребила выражение «fuck you» в первоначальном варианте перевода. Несмотря на то что эпизод с матюком вроде был исчерпан, неприятный осадок у всех остался. Судья взглянул поверх очков на Брайана и спросил, есть ли у мистера Бароева такой же высокопоставленный друг, как у мистера Ованесяна, а также кем является джентльмен, к которому только что так не вовремя и, вероятно,
Брайан ответил, что джентльмен этот брат мистера Беслика Бароева Диканор Бароев, который специально прибыл из Москвы для оказания поддержки брату. Брайан также заверил судью, что в течение пары дней спонсор для залога будет найден.
Когда Марина закончила перевод последней фразы, Беслик обернулся в зал и свирепо посмотрел на Дику.
— Мистер Макинтайр, может быть, вы привели с собой в суд людей, которые лично знают мистера Бароева и могут о нем сказать что-нибудь положительное?
Я тихо прошептал Брайану:
— Попроси пятиминутный перерыв.
Брайан услышал. Мы с ним вышли в коридор. К нам присоединились Стюарт и нью-йоркские адвокаты Джон Бэйкер и Барри Арнитц.
— Господа, я, наверное, единственный, кто знает Беслика и с чистой совестью может сказать, что видел его во время деловых встреч в Москве, причем в обществе таких людей, как генерал армии, генеральный конструктор крупнейшего в России производителя самолетов, всемирно известная балерина, хоккеисты команды Высшей лиги НХЛ, а также различные чины Министерства внутренних дел Российской Федерации. Пусть Брайан выставит меня как свидетеля, я постараюсь помочь Беслику, — сказал я.
— Как же я могу выставить тебя как свидетеля, если я только что сказал судье, что ты адвокат в команде защиты, — резонно заявил Брайан.
— Брайан, Масси разрешит тебе сменить амплуа Бориса, — сказал Стюарт. — Он все равно не лицензирован в Коннектикуте.
Джон Бэйкер спросил меня, для чего я хочу выступить свидетелем. Ответить на его вопрос мне было трудно. С одной стороны, я совершенно не был обязан выступать в роли свидетеля и поручаться за Беслика, особенно учитывая, каким мерзостным типом он был. С другой стороны, мне хотелось сделать приятное Исааку Розену. Особенного риска для себя я не видел.
Мы вернулись в зал суда, и Брайан обратился к судье с просьбой выставить меня в роли свидетеля. Масси удивился. Прокурор Гросс просто взвился от негодования.
— Не понимаю, кто перед нами — адвокат, свидетель, сообщник?! — закричал он. — Я решительно протестую.
— А я протестую против инсинуаций! — В ответ мне тоже пришлось повысить голос. — Я лицензирован в штате Нью-Йорк, а не в Коннектикуте. Я согласился помогать Лэйну Стюарту и Брайану Макинтайру именно потому, что лично знаю Беслика Бароева. При этом я не зарегистрирован в вашем суде как его адвокат. Да, я позволил себе вмешаться в процесс, когда увидел, что переводчица исказила слова мистера Бароева. Я руководствовался принципами справедливости, и ваша переводчица могла, да и сейчас может оспорить мое заявление. Но она этого не сделала, а наоборот — исправила свою ошибку! Когда судья спросил, есть ли у мистера Бароева хоть один знакомый в зале суда, который может сказать о нем что-нибудь положительное, я понял, что если промолчу, то погрешу против правды. Что касается вашей инсинуации, будто я являюсь сообщником мистера Бароева, то, по-моему, мистер Бароев пока еще невиновный человек. Вы забыли, мистер Гросс, что я ваш коллега и, так же как и вы, являюсь офицером суда. Оскорбив меня, вы оскорбили этот суд, включая судью.
Гросс побледнел от гнева и сказал:
— Хорошо, я сниму свой протест, но знайте — если хоть что-либо из ваших показаний не будет соответствовать
— Хочу заверить суд, что угроза мистера Гросса не только преждевременна, но и абсолютно необоснованна. У него нет никаких оснований полагать, что наш нью-йоркский коллега собирается делать ложные заявления суду. Наш коллега прекрасно помнит положения Этического кодекса адвоката и не нуждается в напоминаниях мистера Гросса. — Брайан перевел дух, выпил воды и попросил меня занять место свидетеля.
В течение следующих двадцати минут Брайан задавал вопросы о моем образовании и практике, затем перешел к обстоятельствам нашей встречи с Бесликом Бароевым. Я рассказал, где мы познакомились, что после знакомства виделись еще несколько раз и на встречах присутствовали выдающиеся спортсмены, артисты, политические деятели и высокопоставленные сотрудники правоохранительных органов Российской Федерации. Мои ответы не содержали ни одного слова неправды, хотя и давали абсолютно ложную картину. Зазеркалье имеет положительную сторону — можно врать и говорить правду одновременно.
Прокурор Гросс тоже задавал мне вопросы. Каких клиентов я представлял в России? Какую именно работу я для них делал? Памятуя о том, что мои ответы могут быть проверены и перепроверены, я отвечал с особой тщательностью. Где надо — конкретно, где надо — общо. Многих российских клиентов я вообще не указывал, потому что понимал, что не мог рассказать о работе, которую я для них делал. Я также не смог бы рассказать, что я делал для некоторых моих американских клиентов. То есть, конечно, мог бы, но не прокурору и не в зале суда.
Масси слушал мои ответы с большим интересом. Я решил воспользоваться случаем и говорил о том, что произошло и происходит в России после перестройки. Я готовил почву для суда над Леваном и Бесликом загодя и поэтому просвещал всех американцев в зале суда, от судьи до адвокатов, на тему «Россия начала 90-х годов». И старался делать это с юмором, придумывая смешные эпизоды, которые вполне могли бы быть. Я пытался заранее посеять зерна симпатии к нашим страшным клиентам. Даже Гросс реагировал на смешные случаи, не говоря уже о престарелом Масси.
Выпендриваясь перед судом, я чувствовал себя ужасно. Ведь на самом деле мне больше пришлось бы по нраву возглавлять расстрельный взвод для Беслика Бароева и Левана Ованесяна. Зачем я устроил клоунаду, так ли мне было необходимо спасать подонков и бандитов? Причина точно была не в надежде на большое финансовое вознаграждение. Неужели просто потому, что хотел выиграть? Вот есть передо мной противник, потомственный юрист прокурор Гросс, моложе меня на несколько лет, и у него блестящее будущее, он станет федеральным судьей, как его папа, а потом уйдет в политику, может, станет сенатором, может, губернатором. А я приехал сюда, никого не зная, пусть даже и с английским языком. Я прошел юридическую школу и сдал тяжелейший экзамен на лицензию, который длился два дня по восемь часов. Для Гросса, наверное, это было пустяком, а для меня персональными Олимпийскими играми. Хотя нет, в один год со мной экзамен на лицензию сдавал также один из Кеннеди. Сдавал он, бедняга, этот экзамен раз пять или шесть. И вот наши пути с Гроссом пересеклись. Его дело правое, и я знаю это, ну и что? Гросс против меня, а за ним мощь всей государственной машины. А у меня что? Деньги в размере десяти тысяч долларов, которые давно уже были отработаны? Мне тяжело вспоминать тот день в Коннектикуте — я не знал, что смогу настолько низко опустить планку самогигиены. Я также знал, что если бы моя Айлин была в зале суда, она подала бы на развод на следующий же день. Айлин была американка, настоящая, честная, цельная.