Душитель

Дионисио Антонио

Скотт моргнул пару раз и повернул голову в его направлении.

— Добрый день, лейтенант, — Скотт поднялся.

— Добрый день, — Джордж отвёл глаза.

— Вчера ночью я кое-что расследовал. Нашёл след, по которому было бы интересно пойти.

— Вы что, никогда не спите? — голос Джорджа вышел язвительнее, чем он того ожидал.

— Сплю, но у нас не такие биоритмы, как у людей.

Джордж не до конца понял, что тот имел в виду, но не хотел дальше расспрашивать. Он почесал за ухом.

— Скажите, какой след вы обнаружили?

— Я поговорил с парой не особо приятных людей. Они

мне указали, где можно встретить кое-кого хорошо информированного о том, что официально в Бостоне не происходит.

— И где мы можем встретить этого кое-кого?

— В Затопленном квартале.

Если бы Джордж ничего не знал об анатомии глубоководных, он бы поклялся, что Скотт улыбнулся.

— Судья подписал бумаги на вскрытие предыдущих жертв, — он сказал. — Туда и пойдём первым делом.

Когда Хэмптон остановил служебный Понтиак у кладбищенской стены, снова сильно полил дождь. Огромные капли били по стеклу и капоту, вызывая оглушительный стук. За небольшой каменной оградой стоял ряд высоких кедров с мокрой от грозы хвоей.

— Лучше подождать, пока приутихнет, — предложил Джордж, отпуская руль, чтобы зажечь сигарету. Он посмотрел искоса на Скотта, сидевшего в прямой и неестественной позе, как если бы он был восковой статуей.

Джордж выпустил большой клуб дыма с сильным желанием изменить довлеющий запах в машине. Он был уверен, что если не постарается, будет потом вонять рыбой целую неделю. Тем временем, немного стесняясь ситуацией, он наблюдал, как капли собираются в ручейки и стекают по стеклу. Было интересно видеть, как дождь капал всегда в одном направлении по ветровому стеклу. Было похоже, что как только первые капли открыли дорогу, остальные, слишком безвольные, чтобы искать собственную, ограничились тем, что потекли по уже известной дороге, друг за другом, чтобы быть затем сметенными стеклоочистителем. Джордж попробовал найти ассоциации с людьми, но у него слишком болела голова.

Вы мне не предложили сигарету, — осторожно заметил Скотт, не двигаясь, пока Джордж не начал сомневаться, сказал ли тот что-нибудь.

— Простите?

— Я сказал, что вы мне не предложили сигарету, — что-то двинулось в огромных выпученных глазах Скотта, как будто один из зрачков сейчас уставился полностью на него.

— Э-э-э… — запнулся смущенно Джордж. — Я не знал, что вы курите… — Он достал смятую сигаретную пачку из кармана плаща.

— Я не курю, — Скотт повернул голову к нему. — Но вы об этом не знали, и всё же мне не предложили.

Джордж фыркнул и на его небритом лице появилась циничная улыбка.

— Простите, специальный агент Скотт, — сказал он, делая упор на каждое сказанное слово. — Не хотел причинить вам неудобство. Прошу принять мои извинения.

Лицо Скотта напоминало маску. Джордж не мог различить ни одного признака, сердилось ли чудище или нет. Неосознанно он сжал рукоятку пистолета, как будто хотел увериться, что тот на своём месте в чехле. Он сглотнул.

— Я вам не нравлюсь. — Скотт медленно открыл свой рыбий рот и низкий звук голоса, напоминающий отдалённый гром, вышел из его узких губ.

— Хорошая интуиция. Думаю, что за что-то же вы всё-таки попали в специальные агенты. — Джордж чувствовал себя всё беспокойнее в машине. Он нервно заёрзал

на сиденье.

— Я просто хотел, чтобы вы знали, что я вижу вашу неприязнь ко мне, но хочу вам напомнить, что мы в одной команде.

— О нет! — Джордж ударил по рулю. — Не думайте, что если вы работаете на правительство, то это вас делает… делает…

— Человеком?

— Да, чёрт подери! — Джордж ещё больше разгорячился, его раздражало видеть непроницаемость Скотта, холодного и не подающего признаков жизни, как дохлая рыба.

— Я не человек. Никто и не говорит, что человек. Я только говорю, что мы в одной команде, боремся за одно и то же. Война закончилась, лейтенант.

— Может быть для вас, Скотт! — крикнул Джордж, брызжа слюной. — Может быть для вам подобных. Но очевидно, что в этой войне были победители и проигравшие, а также много погибших, и то, что вы спокойно ходите по нашим улицам, меня лично оскорбляет.

Казалось, что Скотт наблюдает за ним абсолютно бесстрастно. Его выпученные глаза не выдавали никакой эмоции. Зачем с ним дальше разговаривать?

— Мы все проиграли в этой войне, лейтенант Хэмптон.

— Это вы проиграли? Господи, Лас Вегас стал Западным побережьем! Вы знаете, сколько миллионов человек погибло в Тихоокеанской битве?

— А вы расположили те атомные заводы в разломе Сан-Андреас. Это убило миллионы глубоководных.

— Потому что мы проигрывали войну! Благодаря вашему колдовству! — он выплюнул последнее слово, как будто оно было ядом, горевшим у него внутри.

— Нельзя судить всех нас за то, что делают наши правители. Я не был согласен со всем, что делалось, так же, как и вы, я думаю, не были согласны с решением затопить Калифорнию.

— Не разговаривайте так со мной, не находите себе извинения! — Джордж выхватил пистолет и вытянул его в нескольких сантиметрах от лица Скотта. — Мой брат погиб из-за вас! — его палец задрожал на курке, но Скотт не беспокоился, или во всяком случае этого не было видно по его лицу.

— Вы начали войну… — казалось, что голос Скотта поколебался. — У вас нет права жаловаться, Хэмптон, — он схватил рукой дуло пистолета. — Вспомните Эниветок…

Джордж отрывисто дышал и казалось, что его сердце лопалось под рубашкой. Дрожа, он опустил пистолет и посмотрел на руль. Дождь уже почти закончился. Капли, освободившиеся от напора других, стекали по стеклу уже более разнообразными рисунками. Он сделал ещё пару глубоких вздохов и снова посмотрел на Скотта, который, как казалось, смягчился.

— Извините, что целился в вас, — сказал Джордж уже серьёзным тоном. — У меня нет оправданий. Если хотите обратиться с жалобой к моему шефу…

— Я не буду жаловаться, лейтенант. Я только хотел знать, будете ли вы на моей стороне в нужный момент. Хочется, чтобы вы чётко различали, кто сейчас враги и кто друзья. Не обманывайтесь внешним видом, иначе мы все будем в опасности.

Джордж не знал ни что сказать, ни на что намекал Скотт. Он внутренне обрадовался, что тот не будет жаловаться капитану, хотя ему не нравилось быть чем-то ему обязанным. С тем, как много он думал, как много аргументов мог привести, Эниветок конечно не мог заставить поменять мнение. Эта рыба Скотт не был своим. У своих нет ни жабр, ни чешуи.