Два билета из декрета
Шрифт:
Вот и сегодня он задерживался на работе, а на помощь мне пришла Анфиса, которая и платье застегнет, и стрелки ровно накрасит, и с детьми до вечера посидит. Не все герои носят плащи, некоторые гарцуют в кожаных шортиках и ангоровом свитере с гигантской косметичкой наперевес.
– Ты чего молчишь? – нетерпеливо заерзала подруга.
Я крутилась перед зеркалом, со всех сторон любуюсь неестественными, но очень уж красивыми очертаниями своей новой фигуры. И хоть я была благодарна женщинам двадцатого века за брюки,
– А я сидеть смогу? Если нет, то не страшно, буду загадочно крутить задом у стеночки.
– Попробуй, - хмыкнула Фиса.
Я осторожно опустилась на краешек кровати и ахнула. Мне и стоится, и сидится, и даже бокал шампанского можно поместить в тот скукоженный инжир, в который теперь превратился мой желудок. Просто чудеса!
– Фисочка, а как ты снимаешь перед ухажером эти корсеты? Эйсвентура из бегемота более изящно вылезал, чем я из него.
– А я не снимаю. Это одежда для… кекса, Яна, - подруга многозначительно перевела взгляд на Варьку.
– Кексики? – тут же отозвалась дочь.
– Люблю кексы. Мама, будут кексы? А конфеты будут?
– Я бы заказал пиццу, - по-деловому отозвался старшенький из своего угла.
– Так, в сад! Все в сад, - я вскинула руки и постаралась собрать в охапку двоих сопротивляющихся киндер-сюрпризов, чтобы наконец-то поговорить с подругой наедине. Хохочущая Варя скривила мордочку, едва оказавшись в своей комнате, так что я очень непедагогично пообещала накормить их сладостями до диатезной комы с кариозными последствиями, если они организуют нам полчаса тишины.
Когда я вернулась обратно, Анфиса отпаривала висевшее на вешалке алое волшебство. Платье было восхитительным, и сейчас я считала оправданным каждый вложенный в него рубль. Буду ли я носить его дальше? Едва ли. Почувствую ли себя красивой и желанной? О да. Внутри что-то радостно защекотало ребра, надеюсь, это было предвкушение праздника, а не рвущиеся из оков легкие, сдавленные жестким корсетом.
– Фиска-маромойка, надеюсь, ты постирала бельишко, прежде чем нести его мне? Для секса она его надевает, развратный ты женщин.
– Лучше, - хохотнула подруга, - он вообще новенький. У меня несколько корсетов, последние заказывала по своим меркам, а этот так… фабричный. Ты, если хочешь, можешь себе оставить.
– Спрашиваешь!
– обрадовалась я и высыпала на кровать содержимое двух наших косметичек. Внутри меня все искрилось от радостного возбуждения, казалось, я перенеслась на двадцать лет назад, в лагерь «Восход» под Лоо, и мы с подружкой сейчас будем краситься на дискотеку, куда я надену самую крутую, купленную мамой на рынке, юбку из вареной джинсы и футболку с ДиКаприо.
Только вместо разноцветных теней у меня была лимитированная палетка Диор,
– Слушай, а вот просто голое тело под одеялом – это уже совсем не канает, обязательно нужны костюмы?
– как бы между прочим спросила я.
– Кому как, мне, к примеру, нужны. Главное, чтобы ты сама себя хотела.
– Ага. Видимо, отсюда растут ножки у наших проблем.
– У вас есть проблемы?
Я скосила глаза к носу и вытащила язык, демонстрируя крайнюю степень ошаления.
– А ты загляни в комод. Там мой костюм медсестры, Олег купил. Можешь полюбоваться, как низко я пала. До дешевого полиэстера и китайских стразинок.
– Не хочу я ни на что любоваться, - тихо сказала подруга, колдуя над моим лицом. Бронзер, скульптор, пудра, тональная основа и еще какие-то разновидности штукатурки. Готова поспорить, Микеланджело со своим Давидом был просто дилетантом-задохликом по сравнению с 30-летней женщиной, которая каждое утро вынуждена лепить искусство из морщинистого блина, содранного с подушки.
Через секунду Фиса засунула мне в рот ушную палочку и что-то стерла с глаз: видимо, стрелка стала показывать неверное направление. Мне нравились стрелки, но собственные получались кривыми и неровными. Благодарность за то, что подруга помогает в подготовке к корпоративу, просто лезла из всех отверстий, так что я наклонилась вперед и чмокнула Анфису в щеку.
– Тихо, дурко, мы еще тон не закрепили, ты все смажешь, - отмахнулась от моей нежности Фиса.
– Слушай, тени точно сиреневые? – Я кивнула. – Ну как знаешь, какая-то кукла Барби получается. Ты будешь куклой?
– Сломанной, - тихо пошутила в ответ. Я чувствовала, что выгляжу иначе, – возможно, именно так, как представлял меня Олег, – и испытывала неконтролируемое злорадство, что именно он ничего и не увидит. Все это предназначалось для одного только зрителя – и им, увы, был не муж.
Никто из нас не улыбнулся от грустной шутки.
Отстранившись, Анфиса с видом безумного художника рассматривала мое новое лицо, которое нарисовала поверх старого, и, судя по тому, как кривились ее губы, подруга хотела что-то сказать.
– Если бы подготовилась так для ужина с Олегом, он бы тогда не ушел один.
– Понимаю, - осторожно кивнула в ответ, не уверенная, хочу ли продолжать неприятную для меня тему.
– И усугубляешь. Он так и не увидит тебя такой… красивой.
– Это маска, Фис. Ты же понимаешь, все это: и макияж, и корсет, и туфли на шпильках – маска.
– Ради любимого не грех носить маску. Тебе хотя бы есть, для кого это делать, - сухо произнесла она и отвернулась, чтобы убрать косметику в свой чемоданчик.