Два с половиной человека
Шрифт:
Мой взгляд цепляется за последние крупицы моей прежней жизни, не мигая глядя на сотрясающуюся руку, держащую белый хлопок. А потом скользит вниз.
– Это не она, – выдыхаю с облегчением.
Глаза обжигает от слёз одновременной радости и скорби.
Радости, что в этот раз здесь лежит не мой ребёнок. Скорби, потому что здесь вообще лежит чей-то ребёнок.
– Ты уверен? – Ангелина касается моего плеча.
– Да. Это не моя дочь.
Вырываюсь на свежий воздух, расстёгивая верхние пуговицы на рубашке,
Ангелина тихо устраивается рядом. И мы молчим.
– Никогда не думал, что мне придётся оказаться по другую сторону стола, – признаюсь ей.
– Мы найдём её, Власов, – говорит она, смахивая слёзы. – Мы просто обязаны её найти…
– Не помешаем? – спрашивает женщина в медицинской форме. – Тут курилка, – она кивает на знак.
– Нет, конечно, – отмахивается Ангелина. – Ты готов идти?
– Ещё пару минут, – бросаю ей.
Мы не продолжаем наш разговор. Зато подошедшие женщины торопливо пересказывают друг другу новости дежурства.
Монотонные диалоги позволяют мне отвлечься от ужасов пережитого стресса. Я уже готов позвать Власову вернуться к машине, когда вдруг одна из курящих женщин говорит:
– А я приезжаю на вызов, представьте картину: у ребёнка температура стоит высокая, документов нет. Девочка с бабушкой и дедом, дом богатый. Спрашиваю, где мать, молчат. Отца тоже вроде как нет. Спрашиваю, сколько месяцев, женщина говорит – три, а мужчина – два.
– Ну, может, два с половиной, – смеётся другая, – вот и путаются в показаниях.
Я застываю, обращая все органы чувств на их беседу.
– Так ты послушай дальше, – продолжает первая. – Спрашиваю, как зовут. Женщина отвечает – Ксюша. Я температуру замерила, осмотрела ребёнка, говорю: одевайте. Мужчина подносит свежую одежду и говорит жене: «Надень Маше это, а то она, наверно, вспотела.».
– Ну, знаешь, как бывает, – говорит ей вторая. – С именем не могут определиться, вот и называют каждый на свой манер.
– Да ты дослушай до конца! Самый цирк начался, когда влетела мамаша! Переживала искренне, выспрашивала про лечение, про смесь консультировалась – колики у этой крохи, плачет сильно по ночам.
– Это тоже нормально для молодых матерей! – возражает собеседница.
– Мамаша! – фыркает фельдшер. – Ну чисто гомик переодетый!
Я тяну Ангелину за рукав, и она смотрит на меня такими же квадратными глазами, которыми, я уверен, смотрю на неё сам.
– Следственный комитет, майор Власова, – поднимается она с лавки, обращаясь к курящим дамам. – Нам нужна вся информация об этом вызове.
Теперь, когда у нас есть адрес предположительного местонахождения Сонечки, мне становится чуть легче дышать.
Мне хочется немедля вызвать группу захвата. Ворваться в чёртов особняк и забрать оттуда свою дочь. Но подполковник, который, к слову, пребывает в счастливом неведении относительно моей связи с потерпевшей Тумановой и родстве с похищенным ребёнком, счастливом, конечно же, для меня, потому
– Молоток, Власов, вот знал, что ты не подкачаешь, сразу с больничной койки приступить к работе… Такое первый раз вижу! – говорит он мне. – Но не перегибай палку. Для начала установи, кто похитил дочь мецената Туманова, с какой целью, а потом уже задержишь и закроешь своё дело.
– Её похитили из-за завещания, я же предоставил вам протокол опроса нотариуса, который подтвердил факт внесения изменений и особых условий…
– Вот ты не первый год замужем за службой, Власов, а ведёшь себя как зелёный пацан! Иди работай! И чтобы без самодеятельности! Мэр больше не потерпит ошибки. Узнай кто, зачем и почему. И задерживайте. При хорошем наблюдении больше недели у вас это не займёт, главное, не спугнуть преступников!
И я вынужден, скрипя зубами, подчиниться.
В слежке за объектами проходит несколько мучительных для меня дней ожидания.
В один из таких дней я сижу неподалёку от ворот особняка и разглядываю свежие снимки. Елена Пелевина с моей дочерью на руках. Это просто немыслимо. Уму непостижимо. У меня в голове не укладывается, как они могли провернуть всё это дельце с собственной кончиной, подставить свою дочь, похитить свою внучку. Я кручу и так и этак. Но не могу найти ни одной причины происходящему, кроме мести и баснословных денег Туманова.
Неужели родители настолько ненавидели Маргариту, что устроили ей всю эту сладкую жизнь? Узнать смогу, пожалуй, только как следует допросив их. И я очень жду этого момента.
Но ещё больше я жду отмашки полковника о начале спецоперации. Глупо тянуть. Личности преступников установлены. Чета Пелевиных, считавшиеся погибшими, в умышленном убийстве которых обвиняют Маргариту, живы, здоровы и полны сил. Одно это обстоятельство служит основанием для удовлетворения ходатайства об освобождении гражданки Тумановой из следственного изолятора под подписку о невыезде до полного пересмотра материалов дела.
Несколько дней наблюдения позволили нам установить примерный распорядок дня жителей особняка. Прогулки с коляской – дважды. Уход из дома и появление на территории основного подозреваемого в образе, слишком схожем с внешностью Риты. Больной ублюдок!
Наконец, накануне возвращения девушки домой, полковник объявляет о начале операции по задержанию жителей особняка. Момент идеальный – вернувшись домой вчера вечером, Максим Пелевин с утра не покидал территории, значит, нам удастся накрыть всех одним махом.
Мы дожидаемся, пока Елена Пелевина выйдет на очередную прогулку с коляской, обогнёт здание, скрываясь в саду, и группа захвата проникает на территорию.
Пока ребята-бойцы зачищают дом, мы с Ангелиной тихо следуем за женщиной с коляской. Она идёт по вымощенной камнем дорожке, покачивая Соню, и я подхожу вплотную и только тогда останавливаю её.