Два с половиной человека
Шрифт:
– Гражданка Пелевина? Подполковник Власов, Следственный комитет. Вы задержаны за мошенничество, подлог документов, инсценировку собственной смерти, повлекших привлечение к уголовной ответственности невиновного, а также за похищение несовершеннолетнего. Пожалуйста, уберите руки от коляски и следуйте с моей коллегой. Обратите внимание, что на территории работает группа захвата, поэтому любой шаг в сторону может быть расценен как попытка к бегству.
Женщина выдыхает и покорно убирает руки от высокой ручки коляски. И идёт рядом со Власовой.
Снимаю дождевик, отстёгиваю защитный чехол, раскрываю розовое одеяльце и достаю конверт с ребёнком.
Откидываю уголок, и у меня темнеет в глазах.
Чёртова кукла! Пупс! Это не моя дочь! Это не Соня!
Размашистыми шагами иду к дому, зашвыривая дурацкую насмешку в первые попавшиеся кусты. Сюрприз! В результате спецоперации задержаны двое – супруги Пелевины. Ни долбанного психа, ни младенца в особняке нет!
Я самолично прочёсываю каждое помещение, но никаких следов или ответов не нахожу. От злости руки так и чешутся втащить кому-нибудь, но отвлекает капитан Приходько.
– Ярослав Сергеевич, тут из СИЗО беспокоят, Пелевиных приняли, документы на Туманову получили, её сразу отпускать или подержать до завтра?
– Ты идиот?! – несдержанно кричу я. – Что значит, подержать?!
– Понял, – пятится он задом к двери. – Передам, значит, чтобы выпускали.
Геля бросает на меня быстрый взгляд и осторожно спрашивает:
– Власов, а ты не должен встретиться с гражданкой Тумановой, прояснить ситуацию..? – и шепчет: – Ярик, ну куда твоя Рита сейчас подастся? Езжай, поддержи её, успокой, домой отвези, а я тут закончу с обыском и поеду в комитет с ребятами. Как сможешь, приезжай.
– Чёрт, да, ты права, – поджимаю я губы. И какого лешего сам не догадался? – Я сам не свой, Ангелин. До сих пор не верится, что мы упустили Соню.
– Езжай, Ярик, – сочувственно говорит Власова. – Ты сейчас там нужнее. Я ничего не упущу, ты же знаешь.
Знаю. Именно поэтому покидаю особняк, запрыгиваю в тачку и еду до СИЗО. А там самолично передаю распоряжение об освобождение Риты из-под стражи и дожидаюсь её у главного входа.
Выйдя на всё ещё прохладный весенний воздух, Маргарита жмурится, поёживаясь и обхватывая себя руками. Такая маленькая, боже! Без своего живота она совсем ещё девчонка. Ещё и исхудала за долгое время своего заточения.
Отрываюсь от капота и делаю шаг навстречу. Девушка наконец замечает меня и неуверенно идёт в мою сторону.
Глаза мечутся от моего лица к автомобилю и обратно в поисках ответа на вопрос, для которого у меня пока нет ответа. Точнее, есть. Да не тот, что она так отчаянно хочет услышать.
– Соня… Она с тобой? – спрашивает дрожащим голосом. Отрицательно качаю головой. – Нет? Она дома? Да? Скажи, она дома?
Рита срывается на плач, тихо оседая на асфальт. Меня разрывает на части от этой боли – от её боли. От боли матери моего ребёнка, которого я снова упустил.
– Пожалуйста, Ярослав! Ну чего ты молчишь? – я опускаюсь на колени рядом с ней, и Рита
Рита безвольно опускает руки, рыдая глухо, отчаянно. От этих скорбных звуков я умираю внутри.
Притягиваю её к своей груди, сжимая в своих объятиях, и мы сидим так бесконечно долгое время. Прямо посреди парковки. Мимо проходят люди, сменяются автомобили, но я продолжаю держать её так крепко, как только могу, пока она не затихает.
Наплевав на предписания врача, поднимаю её на руки и укладываю на заднее сиденье. И везу домой.
Проделываю путь до спальни с ней на руках, кутаю в одеяло, не отпуская ни на мгновение. Страх, который я испытываю за неё, осязаем. Мне кажется, стоит только разомкнуть руки, как она исчезнет, испарится, не справившись со своей болью.
– Скажи, ты хороший полицейский? – неожиданно спрашивает Рита охрипшим голосом.
Я не уверен, что именно она хочет от меня услышать, поэтому не тороплюсь отвечать.
– Разве может хороший полицейский не найти собственную дочь? – с обидой спрашивает она, ударяя по моим чувствам. Я понимаю, что в ней говорит горе, не более того, но всё равно достаточно остро реагирую на её слова. – Все вы одинаковые! Ничего святого в вас нет, только о своей шкуре заботитесь! Не зря папа всегда говорил…
– Ах, папа?! – раздосадованно бросаю в ответ, отпуская её и поднимаясь с кровати. – Да что бы ты знала, дорогая, твой папа принимал активное участие в этой заварушке! Если моя дочь и пострадает, то только по воле твоего долбанутого семейства!
Не дожидаясь продолжения и не давая себе ни единого шанса ударить её побольнее, убираюсь из спальни, громко хлопнув дверью. А заслышав торопливые шаги на лестнице, для верности вообще покидаю дом. Я уже трогаюсь с места, когда Ритка выбегает на высокое крыльцо.
Ударяю по рулю, глядя в зеркало, как она сжимает рот ладонью, сдерживая рвущиеся рыдания. Мы всё решим потом. Обязательно.
А сейчас она права. Хороший полицейский обязан вернуть свою дочь.
28. Ярослав
В растрёпанных чувствах доезжаю до конторы, испытывая давно позабытое чувство напиться до беспамятства. На душе так пусто, что это просто невыносимо. Но я не могу поддаться слабости. Права такого не имею. Это не рядовое дело. Мне не на кого переложить ответственность хотя бы на один грёбаный вечер, чтобы скинуть балласт напряжения через несколько стаканов адского пойла.