Двадцать восемь дней
Шрифт:
Я просто думал о ней.
Как у нее дела?
Я писал ей, но она не отвечала на мои сообщения.
Как поживают ее родители? А они у нее есть?
Я думал о ней.
Мне приходили в голову идеи увидеть ее снова. Для этого мне не нужно было больших усилий, но меня отвлекали мысли о матери и сестре. Я не мог бросить их.
Я ненавидел ее.
За то, что она оставила меня в этом мире одного.
Но иногда я садился ночью, облокачиваясь об изголовье кровати, и говорил с ней часами напролет. Мне казалось, что это еще не всё. Это не могло быть концом нашей истории. Но я не опровергал это, когда кто-то утверждал факт о ее несуществовании. Я стал немного живее. Чувство голода в последние несколько дней тревожили меня, заставляя вставать и есть. Хотя потом меня рвало обратно, и я не мог ничего поделать с этим. Кто-то забрал
Мне показалось, что из окна стал дуть ветер холодней. В спальне уже давно кружили снежинки, но я не двигался с места. Мне нравилась обстановка. Никого не было, кроме меня и ее в моей голове. Мне хотелось, чтобы она была рядом. Или вообще была где-то, и я знал о том, что она дышит, плачет или смеется.Даже если не со мной. Это уже не имело значения для меня. Главное, чтобы она просто делала это. Но во мне жила маленькая надежда, что это — ошибка. И надежда подпитывала меня каждый день.
Раздался звонок.
Я моргнул один раз. И продолжил думать о своем. Моргнул еще раз спустя минуту. Но телефон никак не переставал звонить. Я никогда раньше не чувствовал такой отрешенности от мира и такого нежелания делать что-либо. Кто-то поставил на зарядку мой смартфон. Мне звонила мама, и я заставил себя поднять трубку.
— Гарри, солнышко, — ее голос был беспокойный.
Я не собирался отвечать ей. Мне нужно было подождать, пока она скажет то, что хотела сказать, и положить трубку.
— Дорогой, я знаю, тебе тяжело сейчас. Но мы… — она ужасно нервничала, интонация в голосе скакала.
Ей было холодно?
— Мы попали в аварию, пока ех…
Это ужасное слово врезалось в мой разум. В груди что-то защемило, и я стал отвечать ей.
— Мама, все живы?!
— Милый, Джемма… — мама сорвалась на плач.
У меня заболело сердце. Но она слегка успокоила меня словами:
— Она жива, но…
— У Джем что-то с позвоночником, — Робин вырвал у мамы телефон.
Твист убрал его куда-то далеко, и я слышал, что он прошептал моей маме, чтобы она помогла Джемме.
— Ты можешь хоть сейчас не быть таким эгоистом и приехать, чтоб поддержать свою сестру?
— Я…
Мне пришлось оборвать речь, потому что я услышал суматоху на том конце линии. Посмотрев на экран телефона, я убедился, что еще вешу на связи.
— Робин?
Никто не отвечал. Слышались отдаленные голоса.
— Приехала скорая.
— Где вы?
Мир казался мне несуществующим и каким-то плывущим, черно-белым. Будто всё это был сон.
— Едем в центральный Глостерский госпиталь. Ты нужен нам, Гарри.
После этого связь оборвалась. Робин бросил трубку. Я с минуту просидел, не шевелясь, а затем отложил телефон. Сердце покалывало. Я закрыл лицо ладонями, и в голове всплыли все моменты с Джеммой, когда мы смеялись и ругались. Мне хотелось кричать, но за пару месяцев силы окончательно иссякли. Посидев пару минут, я встал с кровати. На мне были трикотажные штаны, в которых я ходил уже несколько недель, и свитер. Я не стал их менять на какую-то другую одежду и просто направился в гараж. У меня не было совершенно никакого представления, как я поеду и где находится Глостер. Дверь автомобиля захлопнулась, как только я сел.
Я давно не сидел в этой машине.
Мне казалось, что я схожу с ума, потому что я почувствовал легкий запах ванили в салоне. Спазм в грудной клетке никак не проходил. Мне было трудно пить и есть с ним. У меня просто не получалось сглотнуть. Он появился на следующее утро после ее «отлета». И в тот момент он не давал мне глубоко вздохнуть. Я повернул ключ зажигания и опустил окно, выезжая из гаража. Я вбил центральный госпиталь Глостера в навигаторе, и тот подсчитал, что ехать мне четыре часа на средней скорости. Наверное, это хорошо, потому что когда ты в депрессии, езда на машине лучше всего успокаивает нервы. По-моему было утро, потому что машин на дороге было не очень много. Пасмурная погода давила на меня. Девочки-подростки озирались на мой автомобиль. Всё это раздражало и заставляло хотеть убиться одновременно. Я просто потерял рассудок и не знал, что мне делать в какой ситуации. Я не знал, как нужно себя вести
Меня передернуло от этого слова, и я тяжело сглотнул. Нужно было перевести мысли в другое русло, но у меня не получалось.
Я надавил сильней на педаль, увеличивая скорость до двухсот. На трассе не было никого. Потеряв счет времени, я просто думал о своем. Мне впервые за все те дни показалось, что я действительно там, где должен быть. Я должен был быть на той дороге в ту минуту того часа. И я получал удовольствие, хоть и не такое большое, но мне определенно было легче, чем раньше. На моей шее помимо креста висела теперь и подвеска, которую я дарил ей. Я сказал Мэри представить, что эта вещь — мое сердце. Но она оставила ее, забирая с собой мою настоящую душу, забирая меня без остатка. И я уже не знал, кто этот человек, едущий в Глостер. Я просто ехал на скорости, на которой мог забыть обо всем, кроме гонки с невидимым соперником. Мне казалось, что мой телефон коротко вибрировал пару раз, но не обратил внимания. Мир пролетал мимо так быстро, что я не успевал запомнить пейзаж. Но он меня и не интересовал. А должен был? Изредка попадались небольшие дачи, озера, покрытые льдом и очень высокие сосны. В основном природа вокруг была в елях, низких, но снежных. Мне нравилось ехать. Просто ехать вперед. Мэри бы предложила мне работать водителем, если бы слышала мои мысли. Это заставило меня слегка улыбнуться. Я очень скучал по ней.
— Ты эгоистка, слышишь? — невольно мои губы прошептали это в пустом салоне автомобиля, и я заставил себя глубоко вздохнуть.
Улыбка не сходила с моего лица, потому что я стал вести диалог с ней. Я сопоставлял всевозможные варианты, которые она могла бы сказать мне. Иногда Мэри была такой непредсказуемой, что я совершенно не знал, что бы она по правде могла бы сказать, если бы сидела со мной рядом. Наверное, она бы хмуро смотрела в окно и думала о моей сестре. Она всегда беспокоилась о себе в последнюю очередь.
Уже начало темнеть, когда я разглядел въезд в город. Меня сразу пропустили, потому что у меня был лондонский номер машины. Я уже оказался в Глостере, когда навигатор сказал, что до госпиталя еще пара километров. Город был маленьким и ничем не примечательным. Я ехал по охабистым и неровным дорогам, разглядывая учреждения первой помощи. Моя голова была чиста, когда я врезался взглядом в больницу. Мне пришлось оставить автомобиль как попало, потому что я спешил к Джемме. Выйдя из машины, я не глядя ввел пароль на смартфоне и набрал Робина. Запищали надоедливые гудки.