Двадцатые годы
Шрифт:
— Откуда ты взялся?
— Пришел помочь Виктору Владимировичу…
Саплин взглядывает на Ознобишина.
— Будем составлять опись?
— Какая опись? — Андриевский снисходительно смотрит на Саплина. — Опись давно составлена, волнаробраз в прошлом году проводил инвентаризацию…
Опись у него под рукой.
— Пускай Саплин вместе с Андреем Васильевичем всё проверят, а мы посидим, — предлагает он Славе. — В последний раз.
Слава утвердительно кивает Саплину.
— Начинай.
Андриевский
— Костюмы, реквизит, бутафория…
— И книги, — говорит Слава.
— И книги, — соглашается Андриевский. — На книги уйдет не меньше дня. Неужели вы думаете, что я способен чем-то воспользоваться? — Вот ключи от кладовой.
Терешкин и Саплин уходят за кулисы.
Андриевский придвигает кресло к Славе.
— Одна у меня к вам просьба, — небрежно произносит Андриевский. — Хочу взять с собой несколько париков. С локонами. Все равно они здесь не понадобятся, они годятся для пьес Мольера, а кому здесь нужен Мольер? Как, проявите великодушие?
— Нет, — отвечает Слава. — Не могу я проявлять великодушие за государственный счет.
— Вы пуританин, — ласково замечает Андриевский. — А сейчас наступило время ренессанса, возрождения.
— Возрождения чего?
— Хорошей жизни, — объясняет Андриевский.
— Куда же вы — обратно в Петроград?
— В Петроград или в Москву. Или в Киев.
— Вернетесь в адвокатуру?
— О, нет, не стремлюсь заниматься юриспруденцией.
— Откроете театр?
— Не театр, а кабак.
Слава не понимает Андриевского. Какой кабак? Андриевский человек расчетливого ума…
— Как вы не понимаете? Приеду в Москву, открою какое-нибудь кабаре. Братья жены помогут. Хорошая кухня, певички. Кабачок назову как-нибудь позабористей. «Не рыдай» или «Кривой Джимми»…
— Почему кривой?
— Скорее подмигивающий, но это хуже звучит.
— А парики зачем?
— Актрисам. На первый случай. Такие парики непросто достать. На смену красным косынкам появятся маркизы, а потом и всякие ню…
— Ню?
— Голые бабы. Представляете? Голая баба в парике с буклями!
Слава испытывает досаду при мысли о том, что внезапное появление Быстрова на мужицкой сходке, собранной два года назад белогвардейцами, помешало Андриевскому выступить со своей речью, выплесни он тогда себя, сидеть бы ему сейчас в тюрьме.
Саплин и Терешкин возвращаются со своего обхода.
— Порядок, — объявляет Саплин. — Все сошлось.
— А книги? — спрашивает Слава.
— Книги пересчитаем завтра, — говорит Терешкин. — Главное — мануфактура. Сорок метров холста и ситца. Все цело. И фраки, и сюртуки.
— Андрей расписался? — строго спрашивает Слава.
— Расписался.
— Тогда пошли.
— Я еще останусь, — говорит Терешкин. — Посчитаю декорации.
Солнце стоит по-прежнему высоко, стало еще жарче, листва
Но едва отошли от Нардома, как внимание Славы и Саплина привлек пронзительный визг. Где-то за парком, у реки, кричали девки, бабы кричат солиднее.
Прислушались.
— Бежим?
Побежали, продираясь сквозь заросли жимолости, подминая разросшуюся крапиву.
В заводи, где поглубже, торчали из воды головы.
Слава сразу узнал Мотьку Чижову и Ленку Орехову.
— Бессовестные! Мамоньки мои родные…
Девки пришли купаться, залезли в реку, а тем временем кто-то унес их одежду.
Увидели Славу и Саплина и завизжали еще пронзительнее:
— Ой, не смотрите, уходите…
— Да што ж ето, Вячеслав Миколаич? — вопила Ленка. — Кто ж ето насмешничает?
Слава растерянно оглянулся и вдруг заметил в кустах блестящие черные бусинки.
— Стой, трепись с девками, не смотри мне вслед, — вполголоса сказал Саплину. — Сейчас найдем…
Отступил в кусты, пригнулся и, чуть похрустывая ветвями, сделал несколько шагов.
В кустах притаились двое мальчишек.
— Попался!
Мальчишка забился в руках у Славы, другой отскочил, и — нет уже его, скрылся.
Но того, что попался, Слава держит крепко.
— Как же тебе не стыдно?
Младший брат Андрея Терешкина Васька… Лет двенадцать-тринадцать, а уже матерщинник, нахал…
Девичья одежда валялась тут же, под кустом, смятая, грязная, мокрая.
Слава поволок Ваську на берег.
— Нашлись ваши юбчонки, девчата!
— Гаденыш! — завизжали девчонки.
— Подержи…
Слава передал Ваську Саплину, вынес из кустов одежду, бросил на берегу.
— Пусти, — заныл Васька.
— Зачем же ты так? — Слава начал поучать Ваську. — А если б с тобой так поступили?
Васька захихикал и тут же разозлился.
— Сучки! — закричал он. — Сучки они!…
— А ну! — Саплин шлепнул его по губам. — Заткнись.
Внезапно Славу осенило. До сих пор не мог он забыть, как не так давно дегтем вымазали ворота у Волковых. Вспомнился обиженный бабий вой.
— Постой, постой, — обратился он к Ваське. — Это не ты в прошлом году вымазал ворота у Волковых?
— А хоть бы и я? — нахально отозвался Васька. — Сучки они, сучки и есть…
Саплин не дал ему договорить, посильнее шлепнул по роже.
— Чего дерешься? — закричал Васька. — Пуста!
— Так, значит, ты? — повторил Слава. — Что же нам с тобой делать?
Тут Васька изловчился и впился зубами в руку Саплину.
— Ах, ты…
Саплин хотел ему снова влепить.
— Не надо, — остановил Слава.
Бить Ваську не хотел, но и не хотелось отпускать его без возмездия.
— Вот что, Костя, — распорядился Слава. — Нарви крапивы побольше, а я его подержу…