Две недели среди ненормальных
Шрифт:
– Мудак! – загрохотала баба Нюра. – Куда полез, сука? Ты котик, что ли, чтобы по деревьям лазать?! А ну быстро на землю слез! Совсем ебанулся?!
– Коленька, умоляю, не надо! – верещала Вера Долдонова. – Николаша, мы не сможем без тебя! Ты нам нужен! Вспомни наши вечеринки у вас, вспомни, как нам с тобой было весело! Спускайся! – уговаривала она, задрав своё пухлое личико.
– Я портил вам всё веселье, – загробным голосом отозвался Травкин. – Я всегда портил вам жизнь, я давил и угнетал вас всех!
– Ты чего,
– Нет, нет, всё кончено, это конец мой пришёл! Прости, сынок! Я не стал тебе достойным отцом! Прости, Оля! И ты, Роза, прости! – торжественно воззвал к своей семье Николай. – Дом ваш! Всё ваше! Всё по праву ваше! Не имел я права никого выгонять, это всё ваше! Теперь я выгоняю сам себя, потому что я не заслужил жить с вами!
Из собравшейся толпы вдруг вылетела Таисия и бросилась к дереву.
– Сыноооок, прости дуру старую! – заревела она, падая на землю и обнимая ствол. – Не бери в голову, если я что не так сказала! Не надо, кормилец ты наш, благодетель, не покидай нас!
– Мама! – с той же интонацией откликнулся Николай. – Вы были правы! Я не человек, я дерьмо!
– Да я же это пошутила, сынок! – отчаянно завопила бабушка, вцепляясь в дерево так, что оно затряслось. – Я дура старая, мне в дурдом пора, не соображаю, что говорю! Спускайся!
Шане казалось, что она находится где-то далеко-далеко и видит всё это словно со стороны. Со стороны слышит свои отчаянные мольбы:
– Остановитесь, слезайте, Николай Иваныч, слезайте сейчас же!
Всё это казалось каким-то ненастоящим. Нереальным. Как будто фильм смотришь. И вместе с тем безумно страшным. Настолько ужасным, что так и тянуло истерически, с визгом расхохотаться.
– Да снимайте его, снимайте хрена старого! – трубила баба Нюра. – Совсем охуел, прыгать он собрался!
– Не подходите ко мне, я прыгаю! – проблеял Николай, растопыривая руки, как будто собрался улететь.
Растолкав столпившихся зрителей, к дереву пробился Миша Раздолбаев.
– Николай Иванович, вы что делаете? – с ужасом в глазах затараторил он. – Достаточно комедию ломать, вернитесь на планету! Вон сколько народу собрали, стадион целый! Ваша семья без вас не проживёт, вы на Земле нужны! Слезайте – и я вам обещаю, я клянусь, что близко не подойду к вашему дому, никогда не буду досаждать, еду вашу трогать не буду... Вы только спуститесь, очень вас прошу, у вашей жены сейчас разрыв сердца будет! И у меня тоже!
– Мальчик мой! – трагически воскликнул Травкин, от чего у Раздолбаева глаза полезли на лоб. – Это больше не мой дом, это её дом! – он указал взглядом на плачущую жену. – Заходи, ешь всё, что хочешь. И ты, Шаня, живи там, как в доме родном. Не поминайте лихом! Прощайте все! Прощай, сын! Твой отец был уродом, никогда таким не будь! Оля, найди достойного мужа, ты молода и красива!
И он снова растопырил руки и накренился набок. Ветка заметно прогнулась. Все хором принялись отчаянно галдеть и вопить, наперебой останавливая самоубийцу. Деловая баба Нюра ломилась к воде, уже готовая вынимать горе-утопленника.
– Прыгает! Прыгает! – испуганным тоненьким голоском визжал кто-то.
– Люцифер, прими его душу! – заклокотала баба Лоло, которая ну никак не могла определиться с верой.
И в этом момент над всей какофонией звуков вознёсся громкий, звонкий голос.
– Папа! – прокричала выступившая вперёд Роза, сложив ладони рупором. – Ну что ты как лошок? Слезай давай, пойдём домой чай пить!
Сразу же стало оглушительно тихо. Было слышно, как в реке плещется вода.
А затем раздались звучные всхлипы Николая.
– Я же не смог обеспечить тебе счастливое детство! – едва различимо прохныкал он. – Я не смог стать тебе настоящим отцом, я...
– Да насрать мне! – махнула рукой Роза. – Ты мой папа – и точка. Слезь по-хорошему или я буду орать!
Повисла долгая пауза.
– Слезаю, – выдохнул Николай.
Послышались радостные возгласы и облегчённые стоны. Ольга зарыдала ещё громче. Бабушка прекратила трясти дерево и дико захохотала. Баба Лоло упала в обморок, но дед Алкэ изящно подхватил её. Баба Нюра начала громко материться, а Вера Долдонова перекрестилась.
Николай же оставался в прежнем положении.
– Папа, что такое? – осторожно позвал Ваня.
– Я... я застрял, – едва слышно пролепетал Травкин. – Слезть не могу.
Не выдержав, Шаня захихикала. Смех подхватила Роза, зайдясь в припадке безудержного хохота.
– Кретин! – рыкнула баба Нюра. – Говорят же вам, доставать его оттудова надо!
– Сейчас достанем! – вызвался Раздолбаев. – Ваня, на помощь!
Но героическая попытка снять несостоявшегося суицидника с ветки кончилась тем, что Николай с козлиным блеяньем сверзился в воду, а вслед за ним, не удержавшись на берегу, нырнул Раздолбаев.
– Рукожопые жопоруки! – выругалась баба Нюра, мощным рывком выдёргивая Николая за шиворот. Миша выполз на берег без посторонней помощи.
Старший Травкин повалился животом на траву, отплёвываясь и хрипя.
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – философски заметила Вера Долдонова, стирая пот со лба.
– Я чуть не поседела, – с облегчением улыбаясь, воскликнула Ольга, пытаясь унять нервную дрожь в руках.
– Я тоже! – воскликнул Раздолбаев, ероша мокрые волосы. – Нам теперь его домой тащить, кстати. Понесли?
Домой Николая тащили почти всем посёлком. Травкин неожиданно утратил всё своё красноречие и вообще потерял способность к человеческой речи. Он, почти не переставляя ноги, мычал, блеял и фыркал.