Две недели среди ненормальных

Жакарта Мария

Сказано-сделано. Вскоре не вполне дружная троица вышла на асфальтированную дорогу, ведущую к шоссе.

– Что с тобой стряслось, морковочка? – вдруг, на полуслове оборвав болтовню с Катей, повернулся к Саре Миша. – Хочешь, я тебя развеселю?

– Никаких морковочек, Раздолбаев, – устало напомнила Сарочка, сама на себя досадуя. Ей хотелось то ли принять это неожиданное предложение, то ли посильнее двинуть ему кулаком в нос. – Обойдусь.

– Отшили меня, – горестно вздохнул Миша, отворачиваясь

и снова заговаривая с немного удивлённой Екатериной.

А Шмульдиной, поймавшей себя на мысли, что ей до колик в рёбрах обидно, что он так быстро сдался, уже хотелось плакать. Развернуться бы и убежать домой... Но нет, так не поступают. Может быть, на традиционном травкинском безумстве она сможет отвлечься от всей этой ерунды.

Ерунды, которая вот-вот превратит её в законченную истеричку.

Послышался оглушительный стук в ворота.

– Сломают же, – простонал Николай и в расстроенных чувствах, прихрамывая, поскакал в сторону дома. – Пошли вы все к чёрту, напьюсь опять!

– А вот и Сарочка, – заметила Шмеленкова, помчавшись открывать.

Ваня хотел пойти за ней, но его остановила сестра.

– Шизик, ты не видел Илью? – озадаченно спросила она.

– Нет. Опять хочешь довести его? – поинтересовался Иван. – Ты когда последний раз причёсывалась? – не удержался от замечания он.

– В прошлой жизни, – отмахнулась Роза. – Там у бабушки таз с пирожками пропал, вот она и подозревает...

– Таз? – изумился Травкин. – За один присест он бы столько не съел. Возможно, припрятал на чёрный день. Тогда вы ни того, ни другое точно не найдёте.

– Вот пуз! – возмутилась Роза, одёргивая грязную и мятую красную футболку. – Ну ничего, я найду и так отколошмачу... Эй, ты чё? – озадачилась она, заметив недоумение на лице брата. Тот сдвинул брови и попытался что-то сказать, но не успел.

И в следующую секунду Роза поняла, “чё”. От ощутимого пинка под мягкое место она с поросячьим визгом полетела на землю.

– Антисосиска! Колбаса! Злопамятная ведьма! – заверещала девочка, сразу же догадавшись, кто мог так с ней поступить.

– Разбила колени? – заволновался Ваня, помогая несносной, но всё же сестре подняться на ноги.

– Всё ништяк, не в этот раз, – передёрнула плечом Роза, на своё счастье упавшая в траву и отделавшаяся ушибом и грязными коленками. Она очень недобро сверкнула зелёными глазами в сторону торжествующей Сары. – Месть засчитана, Ведьма!

– В следующий раз подумаешь, прежде чем лезть, – хмыкнула та.

– Я к тебе по-доброму, а ты... Ведьма и есть Ведьма, – Роза показала ей язык. – Да ладно, не парься, око за око – и забыли, – затем добавила она. – Мир?

– Мир, – буркнула Шмульдина.

– Чё кислая такая? Живот болит? – вдруг спросила Травкина, приглядевшись

к ней.

Сара приподняла брови. Если уж и Роза что-то заметила, значит, дела действительно плохи.

– Да, – не придумав ничего лучше, подтвердила она. – Ничего. Как ты там сказала?

– Всё ништяк, – повторила Роза, хмыкнула, в знак примирения хлопнула Шмульдину по плечу и унеслась на поиски Ильи.

– И хоть бы хны, – пожал плечами Ваня, неожиданно подумав, что Розу, возможно, хранит какая-то древняя магия. И удивившись, что только в голову не лезет.

– Она встанет и побежит, даже если её каток переедет, – хмыкнула подошедшая Шаня. – Ты на самом деле мрачная какая-то. Что уже успело случиться?

Сара тяжело вздохнула. Меньше всего ей хотелось отвечать на вопросы, которые, как ни странно, только раздражали.

– Да всё нормально, – отозвалась она.

Собиравшаяся было продолжить расспросы Шаня вдруг вспомнила про Шмелефанову.

– А Катя где? – спросила она.

– С Раздолбаевым шла, – скрывая досаду, ответила Сара. И выдала себя с головой.

– Яааааасно, – как-то совсем загадочно протянула Шаня, зачем-то переглянувшись с Ваней.

– Ой, девочки, помогите отнести! – послышался со стороны дома зов о помощи. Шаня с Сарой поторопились на выручку Ольге. В этот же момент послышался новый стук в ворота.

Ваня пошёл открывать. Прибыл ко всеобщему удивлению трезвый дед Алкэ и жеманно поводящая закутанными в рваную розовую шаль плечиками баба Лоло.

– О свет очей моих! – вскричал дед, заприметив выглянувшую из чайного дома Таисию. – Подруга дней моих суровых...

– Заткнись уже и проходи, – в ритм отозвалась бабушка. – Лидка, как здоровье? Ноги не отвалились ещё?

– Оааай, плохо, Таечка, плохо! – с готовностью застонала баба Лола, мелко засеменив ножками.

Общими усилиями стол уже был накрыт. Посреди красно-малиново-зелёной скатерти с жёлтыми подсолнухами гордо возвышался целый чан с лапшой. Вокруг примостились гжельские тарелочки с пирогами, синие керамические миски с салатами, пузатые расписные чайники, жеманные, как баба Лоло, фарфоровые чашечки и горы конфет. И, разумеется, целый полк бутылок, рюмок и разнообразных закусок.

Беззаботное летнее небо и не думало темнеть. И ещё долго такие крамольные мысли не посетят его подёрнутое нежными белыми облачками бескрайнее пространство.

Прямо над участком вдруг со свистом пролетела крупная лесная птица. Словно давала сигнал к началу празднества.

– Ну что, пора! – мигом оживился дед, который давно уже влюблённо ласкал взором заманчивый блеск стеклянного бока.

– Успеешь! – прикрикнула на него Таисия. – Нужно пересчитать.

Дед обречённо завыл.