Две половинки райского яблока

Бачинская Инна Юрьевна

Был такой фильм когда-то… жители маленького городка, принарядившись, выходили к скорому поезду, который, не останавливаясь, проносился мимо. Они гуляли по перрону – в их глуши скорый поезд был единственным крупным событием. А состав проносился мимо, мелькали в окнах занавески, настольные лампы и скучающие лица пассажиров первого класса. Он всегда проносился мимо…

В носу защипало от жалости к себе… И пошло-поехало – припадок комплекса неполноценности и самобичевания.

…Я опустилась на пол около торшера с ведьмой.

– Шеба! –

позвала я, серьезно глядя на куклу. – Сделай что-нибудь! Ты же мудрая, потрясающе красивая, ты же ведьма, наконец! Тебе же не трудно, правда?

Помоги вытащить счастливый билетик. Если бы ты знала, как мне надоело быть старшим экономистом, честное слово! Даже цыганка поняла… фарт нагадала! Что у меня за жизнь, подумай сама. Жора вот бросил… Конечно, у меня ведь нет «Ягуара»…

Тут я не выдержала и разревелась по-настоящему. Сидела на полу перед ведьмой в лиловом платье и лиловом берете, всхлипывала и жалела себя. Да что же я такая невезучая? Раз в жизни случилось чудо, меня поманили в голубую даль, и… и… ничего?

Шеба смотрела на меня со своей обычной лукавой ухмылкой – в глазах черти скачут, слегка покачивает ножкой в полосатом чулке. Я протерла глаза – что за черт, неужели действительно качнула? Уф, показалось!

* * *

Около девяти пришла Танечка. Я, всласть наревевшись, лежала, поджав колени, на диване, в полной темноте. Даже телевизор не включила. Анчутка горячим комочком мурлыкал у меня под боком. Ему и в голову не приходило, что мне так плохо.

Татьяна присмотрелась и сказала:

– Ну, и на кого ты теперь похожа? Иди, полюбуйся на себя в зеркало. Во-первых, ничего еще не известно. А во-вторых, на худой конец, есть Союз.

– Я скорее умру, чем вернусь в Союз, – отчеканила я. – Так и знай! Ни за что!

Татьяна только вздохнула и уселась рядом…

Глава 12

Старое кладбище в лунном сиянии

К ночи похолодало, и ветер стал сильнее раскачивать ветки деревьев. Громадный красный диск луны медленно всходил на востоке. Поднимаясь, он бледнел и становился меньше. Отчетливо были видны сизые пятна – ночное светило напоминало кусок заплесневелого сыра. Где-то вдали выла собака.

Двое перелезли через покосившуюся кладбищенскую стену. Большой перелез первым и протянул руку товарищу. Несколько секунд тонкий силуэт словно плясал на верху каменной ограды, бросая черную ломаную тень на дорогу. Потом нырнул вниз. Большой подхватил товарища, но не сумел удержать. Оба покатились в густую жухлую осеннюю траву, и тот, кто недавно приплясывал на ограде, вскрикнул, наткнувшись плечом на чугунную могильную ограду. Большой, светя себе фонариком, поднял с земли переброшенную ранее лопату и двинулся в глубь кладбища, с шумом продираясь через дикий кустарник. Маленький последовал за ним.

Ветер гнал по небу рваные облака и шелестел сухой листвой. Время от времени облака закрывали луну, и тогда наступала кромешная тьма. Чередование света и тьмы придавало

старинному кладбищу вид еще более зловещий. Луч фонарика упирался в сплошную стену из дикого винограда, хмеля и крапивы и выхватывал из темноты кресты черного и серого мрамора, изувеченных, позеленевших от времени мраморных ангелочков и скорбные коленопреклоненные женские фигуры. Тоскливый собачий вой то смолкал, то возобновлялся и, казалось, доносился со всех сторон.

Маленький шел за Большим, стараясь ступать след в след, часто оглядывался и бубнил себе под нос – похоже, ругался. Отчетливо слышалось словечко «мерд».

– Ты уверен, что помнишь дорогу? – не выдержал он наконец.

– Уверен, – ответил Большой, останавливаясь и оборачиваясь. – Сейчас выйдем на аллею, по аллее – до часовни, потом свернем за шестым памятником, а там рукой подать.

– Чертова собака! – прошипел Маленький.

– Это не собака, – отозвался Большой.

– А кто? – Маленький снова оглянулся.

– Оборотень! Место старое, спокойное, как раз для оборотней. Они любят заброшенные кладбища. А мы влезли, вот он и недоволен.

Они говорили, кажется, по-французски.

– Не смеши меня, – Маленький ненатурально засмеялся и снова оглянулся, но ничего, кроме тьмы, сзади не увидел. Невольно ускорил шаг, поспешая за Большим.

– Какой уж тут смех, – заметил Большой, вздыхая. – Тут не до смеха.

Минут примерно через тридцать они добрались до аллеи, ведущей к полуразрушенной часовне. Луна снова скрылась в облаках, и в очередной раз наступила темень, хоть глаз выколи. Оба продвигались вперед, спотыкаясь о вывороченные из мостовой камни. Свет фонарика помогал мало. Большой вслух отсчитывал памятники. Маленький вертел головой по сторонам, ничего, впрочем, не видя в темноте. Миновали часовню. Флюгер на крыше жалобно скрипел под порывами ветра.

– Здесь! – вдруг сказал Большой, останавливаясь. – Шестой памятник.

Вправо уходила вглубь и вверх узкая мощеная дорога. Вдоль дороги в глубине, заросшие кустами ежевики и крапивы, стояли полуобсыпавшиеся мраморные усыпальницы. Входы их были намертво заколочены досками. Кое-где сохранились истлевшие деревянные двери с амбарными замками на ржавых цепях. Большой посветил фонариком на разбитые фарфоровые таблички.

– Здесь, – произнес он снова.

– Ты уверен, что это склеп Якушкиных? – спросил Маленький.

– Уверен, – ответил Большой. – Я спрашивал у служителя, он показал. И буквы те же. Я запомнил. И ангел с отломанным правым крылом и отбитым носом… тоже. Вот он!

– На каком, интересно, языке вы общались? – ехидно спросил Маленький. Не дождавшись ответа, скомандовал: – Давай!

Удары лопатой по ржавому замку гулко разнеслись по окрестностям…

Через минуту трухлявый замок, глухо звякнув, упал на выщербленное мраморное крыльцо. Большой потянул за край двери. Она нехотя, со скрипом, подалась, открывая черный провал. Пахнуло плесенью и тленом.