Две половинки райского яблока
Шрифт:
Диспетчер металлическим голосом объявил по радио, что приземлился самолет рейс номер триста восемь из Будапешта. Гайко быстрее задвигал челюстями. Флеминг подозвал официанта и попросил счет. «Не торопись, – успокоил он Гайко. – Пока паспортный контроль, багаж, то да се… Успеешь».
Хозяина они заметили сразу, да и немудрено – господин Романо передвигался в инвалидной коляске с маленьким национальным флажком Италии – три вертикальные полосы – зеленая, белая и красная, на длинном флагштоке, прикрепленном к спинке. Он искусно рулил своим транспортным средством, стараясь не задеть других пассажиров. Сзади следовал служитель аэропорта со строгим лицом – у него было задание позаботиться о пассажире, сдать его с рук на руки встречающим или,
Его Превосходительство господин Джузеппе Романо был видным мужчиной, несмотря на несчастье, лишившее его способности передвигаться самостоятельно. Пять лет назад он попал в автомобильную аварию по пути из Вены в Загреб, сразу же после пересечения хорватской границы. Причем и винить-то было некого – господин Романо, по своему обыкновению, мчался, как на пожар, и значительно превысил дозволенную скорость. Когда он пришел в себя на больничной койке, то немедленно объявил, что шел со скоростью двести сорок кэмэ в час и, если бы не дурацкий трактор, пересекавший шоссе… И только потом спросил, как обстоят дела. Врач, флегматичный англичанин, неизвестно каким ветром занесенный в Загреб, неторопливо перечислил урон, нанесенный превышением скорости: сломаны четыре ребра, левая ключица, левый тазобедренный сустав, челюсть, многочисленные ушибы… и задет спинной мозг. Господин Романо, внимательно слушавший, перебил доктора.
– Ладно, док, – сказал он. – Давайте короче, без дипломатии. Я не чувствую ног, значит что-то с позвоночником, так?
– Так, – ответил доктор сдержанно.
– Я смогу ходить?
– Ну… – задумался доктор. – Физиотерапия, массаж. Должна присутствовать… надежда.
– Ясно! – припечатал господин Романо. – Но хоть выживу?
– Даю слово, – ответил хирург. – Лет тридцать вполне протянете. Организм у вас крепкий. Я видел шрамы…
Господину Романо на тот момент было шестьдесят три. За свою долгую неспокойную жизнь кем он только не был. В молодости – довольно известным автогонщиком, «лицом «Феррари», кумиром молодежи и женщин, не сходившим с обложек автомобильных и светских журналов: на верхней ступеньке пьедестала, с лицом, измазанным машинным маслом, с цветочной гирляндой на груди, ослепительно улыбающийся. Постеры продавались в любом киоске. С золотой медалью победителя на трехцветной ленточке. Звуки национального гимна, море цветов и всеобщая любовь.
После третьей аварии, сшитый буквально по кускам, Джузеппе Романо оставил большой спорт, причем без всякого сожаления. Он всегда без сожаления переворачивал дочитанную до конца страницу своей жизни и начинал новую. На радость отцу, он вернулся в парижскую «Academie diplomatique international», которую бросил четыре года назад, увлекшись автоспортом.
Джузеппе Романо прослужил дипломатом более тридцати лет и семь лет назад вышел в отставку. За годы службы он объездил весь мир, нигде долго не задерживаясь. Китай, Индия, Шри-Ланка, США, Кения, Танзания, Сенегал, Индонезия, Таиланд, Иран – всего и не перечислишь. Он профессионально управлял своей яхтой, которая называлась «Вива Гарибальди», выходя в море немедленно после получения штормового предупреждения. Яхта, которой он владел на данный момент, была «Вива Гарибальди III». Вряд ли нужно объяснять, что случилось с первыми двумя.
Он любил горные лыжи, причем для упражнений выбирал отнюдь не горные курорты. А серфинг! Когда он, оседлав волну высотой с десятиэтажный дом, чуть ли не цунами, несся со скоростью ста миль и ветер ревел в ушах – он был счастлив.
В зрелом возрасте господин Романо увлекся археологией. «Старею, видимо, – решил он. – Потянуло на покой». Правда, понимал покой господин Романо весьма своеобразно. Для начала, изучив многочисленные источники, он стал искать Алантиду, устраивая противозаконные погружения в районе Бермудского треугольника. Однажды на глубине у него отказал акваланг, и он едва не задохнулся. Потом он был арестован местными властями по доносу Лондонского Королевского археологического
Потом искал таинственный город Джинхадж в джунглях Индии, где его укусила королевская кобра, и он чудом выжил. Города, к сожалению, они тогда не нашли. Господин Романо успокаивал себя – еще не вечер, говорил он, когда его, полуживого, выносили из джунглей на носилках.
Однажды, когда он и еще один энтузиаст, молодой горячий француз, которого господин Романо все время по-отечески журил за неоправданный риск и авантюризм, спускались в кратер Килиманджаро, черная дыра дохнула на них ядовитым газом и пеплом. После чего более осторожный господин Романо прекратил спуск, а француз, в полнейшем восторге, ринулся вниз, несмотря на протесты спутника. Больше они не виделись.
Камнем, сорвавшимся со скалы, небольшим, к счастью, господину Романо выбило четыре зуба и раздробило челюсть, и он часа три провалялся на склоне кратера без сознания. Придя в себя, он с трудом добрался до людей. Ему повезло, по общему мнению. Дешево отделался – что такое четыре зуба?
Господина Романо до сих пор занимало, что же произошло с тем французом на дне кратера. В глубине души он ему завидовал и весьма сожалел об упущенной возможности.
Были еще всякие менее экзотические мелочи: постоянное превышение скорости – память о бурно проведенной за рулем гоночных автомобилей молодости, летательный аппарат собственной конструкции, эксперименты с порохом собственного изготовления. И так далее. Ни одна страховая компания не хотела рисковать, имея с ним дело. Ему приходилось платить баснословные страховые взносы. Когда-то у него была жена, красавица Изабелла, но после полутора лет супружества она собрала чемоданы и была такова, заявив: «Я не самоубийца жить с этим идиотом!» Итальянки часто бывают очень импульсивны.
Лежа без всякого дела в загребской больнице, господин Романо увлекся шахматами, на которые у него никогда не хватало времени. Он, разумеется, поигрывал и раньше, но играл слабо. Английский доктор, желая развлечь пациента, привел к нему однажды своего гостя и соотечественника Грэдди Флеминга, который сочетал полезное с приятным – болтался по барам, изучал местные нравы и, особенно не напрягаясь, консультировал одну английскую компанию по закупкам местного сырья.
– Грэдди? – переспросил господин Романо. – А полное?
– Сталинград, – ответил Флеминг, не чинясь.
– Ничего себе! – восхитился господин Романо. – Русский?
– Нет, – ответил Флеминг, пожимая плечами. – Не русский.
– А… понятно, – догадался господин Романо. – Дети детей-цветов, поколение постхиппи… У меня был знакомый, приличный молодой человек, американец, по имени Мейклав. Помните, у них был такой лозунг – «Делайте любовь, а не войну!». Или «бомбы». Он называл себя Майк. Верно?
– Верно, – ответил Флеминг.
– Мне нравится ваше имя, – похвалил господин Романо. – На редкость выразительное. Вы в шахматы играете?
– Играю, – ответил Флеминг.
– Спорим на сто… какая у них тут валюта? – что я вас сделаю на десятом ходу! – предложил господин Романо.
– Спорим, – ответил Флеминг.
Господин Романо проиграл. И проигрывал в дальнейшем, тем не менее азартно крича перед началом новой партии:
– Спорим, что на сей раз я вас обставлю!
Английский доктор привел также и здоровенного детину по имени Гайко, местного, который стал при господине Романо чем-то вроде камердинера или няньки. У него были хорошие руки, а терпения не занимать. Он умывал господина Романо, кормил, невзирая на протесты, и стоял над душой до тех пор, пока тот не проглатывал все полагающиеся ему таблетки. А также толкал по аллеям больничного парка кресло на колесах и при необходимости переносил хозяина на руках в машину. Они ездили втроем в небольшой городок в горах, в двадцати пяти километрах от Загреба, славящийся термальными источниками.