Две твердыни

Толкиен Джон Роналд Руэл

Небо быстро светлело, заходящий месяц был ярким. Но день не принес радости. Ряды неприятеля умножались: к валу из долины подходили все новые отряды. Вылазка Эомера и Арагорна дала осажденным только краткий отдых. Враг наступал с удвоенной яростью. Под внешней стеной толпа исенгардцев бурлила, как море. Орки и горцы-гиганты полезли на стену по всей ее длине. Они забрасывали веревки с крюками с такой скоростью, что рохирримы не успевали их обрубать, десятки лестниц оказались одновременно приставленными к скале и к стенам.

И если одна из них падала, на ее месте тут же вырастала другая, и орки лезли по стене, как обезьяны из темных южных лесов. У подножия стены рос завал из трупов и раненых, обломков дерева и кусков железа, как вал камней, который накатывает море в шторм. Этот завал становился все выше, а орков прибывало все больше.

Осажденные начали уставать. Они истратили стрелы, колчаны у всех были пусты, мечи зазубрились, щиты потрескались. Еще трижды Арагорн и Эомер поднимали людей в бой, трижды загорался Андрил, трижды неприятеля отгоняли от стены.

Вдруг раздались крики из Теснины. Орки, как крысы, пролезли в отверстие, через которое из горы вытекал поток. Они дождались там в тени ущелья, пока бой под стеной не потребовал всех сил и внимания осажденных, и тогда выскочили из укрытия. В Теснину были согнаны кони, и орки напали на пастухов и конюхов.

Одним скачком Гимли спрыгнул со стены, и его яростный клич: «Казад! Казад!» эхом раскатился между скал. Скоро его топор заработал, как мельница.

— Айя-хой! — кричал Гимли. — За стеной орки! Гейя! Сюда, Леголас! Их тут хватит на нас обоих! Казад ай-мену!

По голосу гнома, взвившемуся над шумом битвы, старый Гамлин следил за событиями с верхушки Рогатой Башни.

— Орки прорвались в Теснину! — крикнул он. — Хельм! Вперед, племя Хельма! — и с этим возгласом сбежал по ступеням, увлекая за собой многих воинов из Западной Лощины.

Люди бросились на орков так яростно и неожиданно, что враги не выдержали натиска. Загнанные в самый тесный угол, они падали, разрубленные мечами, или бросались бежать в крайние пещеры, где находили смерть от рук стражников.

— Двадцать первый! — закричал Гимли и, размахнувшись обеими руками, положил топором последнего орка себе под ноги. — Я тебя догнал, уважаемый эльф!

— Надо крысиную дыру заткнуть, — сказал Гамлин. — Говорят, что гномы — мастера, если дело идет о камне. Помоги нам, почтенный Гимли.

— Только мы не пользуемся при работе с камнем ни военными топорами, ни собственными когтями, как эти крысы, — буркнул Гимли. — Ладно, я сделаю, что ты хочешь.

Собрав валуны и осколки камней, воины из Западной Лощины под руководством Гимли быстро закрыли почти весь пролом, оставив в нем только узкую щель для выхода воды. Набухший после дождя поток не успевал быстро выливаться через нее, кипел и бурлил и постепенно разлился холодным озером между утесами.

— Наверху посуше, — сказал Гимли. — Идем, Гамлин, посмотрим, что делается на стенах.

Гном поднялся по ступеням и застал на стене Леголаса вместе с Арагорном и Эомером. Эльф вытирал длинный кинжал. Сейчас здесь было

временное затишье; после неудавшегося рейда в пролом враги приостановили штурм.

— Двадцать один! — похвастался Гимли.

— Прекрасно! — ответил Леголас — у меня уже две дюжины. Здесь дрались ножами.

Эомер и Арагорн устало опирались на мечи. Внизу слева, на скалах, битва вновь разгоралась. Рогатая Башня стояла нерушимо, как утес посреди черного моря. Ворота ее лежали разбитые, но стены уцелели, и через завалы из обломков и валунов в крепость не пробился пока ни один враг.

Арагорн посмотрел в бледное небо, на гаснущие звезды и месяц, который начал опускаться над западными склонами, замыкающими долину.

— Ночь тянется, как год, — произнес он. — Когда же наступит день?

Рассвет скоро, — сказал Гамлин, тоже поднявшийся на стену. — Но вряд ли нам станет легче при свете дня.

— Свет все-таки несет человеку надежду, — сказал Арагорн.

— Рабы Исенгарда, орки и полугоблины, мерзкие творения Сарумана, не боятся солнца, — продолжал Гамлин. — И дикие горцы его не боятся. Слышите их голоса?

— Слышим, — сказал Эомер. — Но в моих ушах они звучат, как звериный рык и хрип стервятников.

— Многие из них кричат на языке дунландцев, — сказал Гамлин. — Я его знаю. Это старый язык, на котором когда-то говорили в западных долинах Рубежного Края. Прислушайтесь! Они нас проклинают и ликуют, потому что наша гибель им кажется неизбежной. «Король! — вопят они. — Король! Мы возьмем в плен их короля! Смерть форгоилатам! Смерть соломенным лбам! Смерть северным захватчикам!» Это все прозвища, которые они нам дали. Они не забыли, что пять столетий назад гондорцы отдали Рубежный Край юному Эорлу и стали жить с нами в мире. Саруман разбудил в них древнюю ненависть, и они озверели. Сейчас они не отступят ни в темноте, ни при свете, пока не возьмут в плен Феодена или не полягут сами.

— Но все же свет несет надежду, — повторил Арагорн. — И предания утверждают, что Рогатая Башня еще никому не сдавалась.

— Так поется и в песнях, — сказал Эомер.

— Вот и не теряйте надежды! — воскликнул Арагорн. — Будем обороняться.

Не успел он договорить, как вновь загудели трубы. Шум взрыва раскатился по долине, внизу блеснул огонь, поднялось облако дыма, вода, шипя и пенясь, снова хлынула в пролом, зиявший теперь огромной дырой, и черная туча врагов опять двинулась к Теснине.

— Лиходейство Сарумана! — закричал Арагорн. — Пока мы разговариваем, они снова подползли к проходу и зажгли у нас под ногами огонь Ортханка. Элендил! Элендил! — испустил он боевой клич и бегом кинулся к пролому. В тот же момент сто лестниц высунулось из-за парапета. Последний штурм заливал долину и стены черной волной. Яростная атака смела осажденных со стены Башни. Теперь бились все — одни отступали в глубь Теснины, используя для защиты каждый камень и цепляясь за любой выступ при отходе в тайные пещеры; другие, наоборот, пробивались к последним укрепленным помещениям Башни.