Две жизни одна Россия
Шрифт:
Иностранные корреспонденты, не знающие русского, почти полностью зависят от услуг подобных "нянь". Поэтому моя личная "няня" была разочарована. Это был мужчина. Он настаивал, чтобы с любыми вопросами я обращался только к нему. Другие источники он отвергал.
Когда я вторично приехал на работу в Москву, меня несколько позабавило известие о том, что моя первая "няня", вместо того чтобы "совратить" какого-нибудь иностранного корреспондента, сама стала жертвой. Его выкинули из агентства печати (и из КГБ) из-за скандала в связи с незаконным провозом мебели через границу. Сейчас он зарабатывал себе на пропитание какими-то злобными статейками о политике Вашингтона, которые печатал почему-то в газете, занимающейся
Когда дело дошло до того, чтобы опутать меня своими сетями, КГБ проявило незаурядную гибкость. В течение трех примерно лет нашу "банную" компанию трясло, после того как нам стало известно, что одному из ее участников, члену партии с солидным стажем и положением, предложили там "познакомиться поближе с Даниловым и перейти с ним на дружеские отношения". Напуганный приятель поделился с нашим "банным старостой" Юрием, а я, узнав об этом, сказал, что лучше, пожалуй, мне будет выбыть из игры. Кончилось тем, что наша дружная компания раскололась: я остался в кругу тех, кто либо собирался эмигрировать, либо не был связан по рукам и ногам ответственной работой.
Почти каждый советский человек находится в числе подозреваемых. И почти к каждому может быть приставлен, подослан тот, кто призван его проверить, испытать, привлечь или разоблачить. Однажды в ту же нашу компанию затесался друг чьего-то друга, весьма общительный инженер по имени Валерий. Через какое-то время Валерий поведал мне, когда мы на несколько минут остались в парилке одни, что работает в институте, который занимается разработкой систем наведения ракет, устанавливаемых на подводных лодках. Меня обеспокоили его откровения, и я рассказал о них Юрию. Несколько недель с тех пор мы задавались вопросом, был этот Валерий "подсадным" агентом или просто наивным глупцом, желавшим произвести впечатление на американца. В конце концов мы нашли какой-то повод отказаться от его компании.
КГБ — цепкая, всепроникающая организация, работающая, как и все организации в Советском Союзе, по плану. А планы, как известно, надо выполнять. Поэтому, если один агент терпит фиаско, на смену ему тотчас же появляется другой. Причем выбор может быть порою довольно странный. Так случилось осенью 1984 года, когда я работал над статьей о КГБ и делал для этого кое-какие изыскания. Впоследствии полковник Сергадеев расценил их как шпионскую деятельность.
Как-то утром, когда я вышел во двор к машине, ко мне подошел ожидавший меня там молодой человек довольно растрепанного вида. Он представился племянником Станислава Левченко, майора КГБ, бежавшего в 1979 году из Токио в Соединенные Штаты. Молодой человек пожаловался, что КГБ засадило его в психиатрическую больницу, а теперь не дает устроиться на работу. Он хочет эмигрировать, но ему отказывают в выездной визе. Он сказал, что у него есть документы, подтверждающие все его слова.
То что его появление точно совпало со временем моей работы над статьей о КГБ, выглядело слишком подозрительно, и я попытался от него отделаться. Он несколько дней преследовал меня, прорываясь в мой офис, и я вынужден был в конце концов пригрозить ему милицией, если он не оставит меня в покое. Тогда он закричал:
— Ладно, вы больше меня не увидите! Но я покончу с собой!..
Я не был так уж настроен против него лично. Было видно, что человек действительно немного не в себе, вполне может быть и благодаря определенному воздействию КГБ. Использование душевнонеуравновешенных, а также людей, паталогически непереносящих Советскую власть, один из обычных приемов их работы.
Нередко применяется и другая "наживка" — профессиональные "соблазнительницы", которые подсылаются к иностранным туристам и другим гостям, а когда удается, и к таким "лакомым объектам", как, например, морской пехотинец из американского посольства или шифровальщик
Однажды, когда я допоздна задержался в офисе ЮПИ ("Юнайтед пресс Интернэшнл"), раздался телефонный звонок и женский голос сочувственно спросил: "Милый, тебе не очень там одиноко?" Я бросил трубку.
В 1974 году, когда я был в Москве, сопровождая госсекретаря Генри Киссинджера, в полночь в моем номере в гостинице "Интурист" зазвонил телефон. "Это Ольга", — проворковал приятный голосок. Наутро я выяснил, что "Ольга" звонила по крайней мере шести журналистам из окружения Киссинджера.
Многие иностранные корреспонденты тратят немало усилий в попытках распознать "руку КГБ". Однако опасность поджидает их не только с советской стороны: западные разведслужбы тоже не дремлют. Обнаружить агентов ЦРУ, действующих под дипломатической "крышей", не менее трудно. Несмотря на запрет президента США использовать журналистов как помощников в разведывательной деятельности, все они считаются полезным I источником информации, к которому следует прибегать. Они могут куда более свободно передвигаться внутри советского общества, нежели дипломаты; и когда они сообщают какую-то информацию, им ведь вовсе не обязательно знать, что беседуют они в данный момент совсем не с дипломатом, а с сотрудником Центрального разведывательного управления.
Но любой иностранный журналист в Советском Союзе имеет постоянную возможность совершить абсолютно непреднамеренный акт шпионажа, потому что многие виды информации, считающиеся совершенно обычными на Западе — например, фотографирование аэропортов или железнодорожных вокзалов — в Союзе относятся к категории запрещенных.
Я знал журналиста, которого, например, свободно могли бы обвинить в действиях, приравненных к шпионажу, потому что его приятель, военный атташе одного посольства, сказал ему, зная, что тот улетает в поездку по Союзу: "Если увидишь в аэропортах самолет ИЛ-86, взгляни, пожалуйста, на хвостовой номер и запиши его". Атташе надеялся таким способом определить количество произведенных самолетов.
Другой мой коллега, сам того не ведая, преступил советские законы тем, что принес в свое посольство подборку газет, которую сделал для него советский приятель. Эти газеты оказались из города, закрытого для иностранцев.
Давнишний корреспондент газеты "Вашингтон пост" в Советском Союзе Даско Додер совершил похожую ошибку. Он показал своему приятелю из американского посольства какой-то документ, связанный с положением в советской экономике и полученный из рук одного официального лица. Документ этот попал потом не только в экономический отдел посольства, но и в ЦРУ. "Мне и в голову не приходило, — писал в последствии Додер в своей книге "Тени и шепоты" — что я сделал что-то незаконное, за что мог быть привлечен к ответственности…"
Делая круги по "медвежьей клетке", я подумал, что Москва похожа на огромное минное поле, о чем многие, видимо, и не догадываются. Иностранные корреспонденты должны тут постоянно прибегать к предосторожностям такого примерно плана: никогда не открывать свои почтовые ящики; никогда ничего не брать из рук советских граждан; никогда не разговаривать с работниками своего посольства… Но, в конечном счете, и эти предосторожности ничему не могут помочь: в тот день, когда КГБ решит арестовать того или иного корреспондента, или кого-либо другого, оно сделает это. Ведь нет ничего легче, чем подсунуть какие-нибудь так называемые "секретные” бумаги, наркотики или оружие, скажем, в тот же почтовый ящик, в автомобиль, в карман пальто. Я утешал себя мыслью, что даже если бы отказался принять пакет от Миши или сжег письмо Романа, КГБ придумал бы какой-нибудь другой способ, чтобы обвинить меня. Если уж они решили непременно посадить меня в тюрьму, то выполнят свое намерение, будьте спокойны…